**1131 глава. Небо и земля — гостевой дом для всех существ**

Западные земли, секта Дао Сянь. На бескрайних полях, где раскинулись плодородные угодья, завершилось противостояние двух лекарственных трав. Одна из них, гордо возвышаясь, распустила свои цветы, и её ветви, колыхаясь, искрились звёздным светом. Другая же, стоящая рядом, увяла и упала, её листья высохли, лепестки осыпались, и теперь она, казалось, сливалась с грязной землёй, становясь с ней единым целым.

Но… Дун Цзюнь продолжал внимательно смотреть.

Не на ту траву, что одержала победу, а на ту, что медленно растворялась в грязи.

— «Родиться через смерть?» — прошептал он, и в его глазах мелькнул странный блеск.

В это же время, над Западными землями, Ли Мэнту, бледный как полотно, мчался с невероятной скоростью. Его раны, скрытые внутри, то и дело прорывались наружу, и он не мог сдержать потоки крови. Как бы он ни пытался их подавить, они достигли критической точки. Этот бой стал для него самым ожесточённым сражением за жизнь.

Хотя победа была одержана, раны оказались тяжелее, чем когда-либо прежде.

— «В битве с другими звёздами я едва ли выживу,» — пробормотал Ли Мэнту. Даже сейчас, одержав победу, воспоминания о тех моментах заставляли его сердце сжиматься от ужаса. Именно это состояние не позволяло ему расслабиться ни на мгновение.

— «В этом мире всегда найдётся место неожиданностям, а неожиданности… особенно любят избранных небом,» — глубоко вздохнув, продолжил он. Он не позволит неожиданностям вмешаться в это дело. Он понимал: его скорость всё ещё недостаточна.

И в следующий миг его правая рука прижалась ко лбу. С грохотом, его лицо внезапно заполнилось неестественным румянцем, будто он активировал скрытый потенциал, сжёг часть своей власти. Это дало ему возможность двигаться ещё быстрее, почти мгновенно перемещаясь.

Так, за три дня, используя собственные перемещения и мощь древнего телепортационного массива, он наконец вернулся в родовые земли Ли перед наступлением четвёртого дня полярного сияния.

Не в запретные земли к востоку от центра, а в истинную прародину клана Ли.

Город Ли!

Этот город величественен, огромен по масштабам, полон процветания и бесчисленных культиваторов. Но под городом, глубоко в земле, скрыт удивительный подземный дворец. Этот дворец — как отдельный мир. Точнее, это действительно маленький мир. В нём есть своё небо и земля, но нет живых существ. Весь мир погружён в тишину, и только ветер свистит здесь, проносясь над реками и равнинами, налетая на вершину высокой горы.

На вершине горы стоит деревянный домик. Дверь плотно закрыта.

Во дворе стоит печь для переплавления, откуда поднимается ароматный дым, вьющийся прямо в небо, не отклоняясь от ветра, словно зелёное облако.

Спустя долгое время небо этого маленького мира беззвучно взволновалось, и фигура Ли Мэнту появилась изнутри, сделав шаг вперёд. Оказавшись здесь, он глубоко вздохнул и направился во двор деревянного дома. Взглянув на закрытую дверь, его лицо стало серьёзным.

Он опустился на колени.

Это место — священная земля клана Ли, место, где их предок провёл последние годы. После ухода предка оно стало семейным храмом.

Согласно родовым обычаям, никому из членов клана не позволялось появляться здесь, кроме как в день жертвоприношений предкам. Ли Мэнту тихо произнёс:

— Потомок Ли Мэнту, нарушаю покой предков.

Он склонился, коснувшись лбом земли, и почтительно поклонился. Через некоторое время Ли Мэнту поднялся, отвёл взгляд от родового жилища и устремил его на стоящий перед ним горн. Этот горн и был главной целью его визита.

Взмахнув рукой, Ли Мэнту освободил свиток с печатью Сюй Цина. Свиток вылетел из его рук и устремился прямо к горну. В тот момент, когда свиток коснулся горна, раздался оглушительный грохот, и этот маленький мир сотрясся до основания. Из-под земли поднялись бесконечные языки пламени, окрашивая всё вокруг, а защитные руны засияли ярким светом.

Весь мир стал матрицей, огонь земли — границей, а горн — печью, в которой переплавлялись силы. Свиток, усиленный мощью горна, обрёл невероятную силу переплавления.

— Теперь всё будет безупречно. У Сюй Цина нет ни малейшего шанса на спасение. Он обречён! — сказал Ли Мэнту, глядя на происходящее, и наконец успокоился.

Он ещё раз поклонился родовому дому, поднялся в небо и отправился обратно в Дао Сянь Цзун, чтобы воспользоваться там густой духовной энергией для исцеления своих ран.

— Когда я вернусь сюда, полностью исцелившись, от Сюй Цина останется лишь прах, рассеянный по родной земле, а моё наследие вернётся ко мне, — пробормотал Ли Мэнту, бросив последний взгляд на горн и свиток внутри него.

Предки рода Ли оставили этот свиток перед своей кончиной. Что именно он скрывает, знали лишь отчасти их потомки, но не полностью. Известно было только одно: этот свиток — сокровище клана, пришедшее из места под названием Хоуту, родины предков.

Известно также, что если кому-то удастся раскрыть свиток, то даже бессмертный может быть запечатлён в нём. Лишь Ли Мэнту, пожертвовавший частью своей жизненной силы, чтобы приоткрыть свиток, знал немного больше.

— Тело иссушено, душа проходит через круговорот, непрерывно стираясь, пока в итоге… не растворится в родной земле, — пробормотал он.

С этими словами Ли Мэнту исчез. После его ухода нарушенный покой этого маленького мира погрузился в бесконечный рев пламени, эхо которого долго не затихало.

Грохот небесных молний, казалось, донёсся из дальних небес, пронзил реальный мир и обрушился в иллюзорное небо, превратившись в глухие раскаты грома. Они разорвали сон бесчисленных жителей столицы, разбудив всех.

Среди них был и один старик, который медленно открыл глаза и тихо кашлянул. Этот звук, казалось, превзошёл даже гром небес, и в тот же миг дворец старика озарился ярким светом, а слуги бросились к нему, не смея медлить ни мгновения.

Ведь молнии с небес убивают по воле судьбы, а этот старик — по настроению. Поэтому даже его кашель значил больше, чем гром небес.

На старике была одежда из драгоценного шёлка, что говорило о его высоком статусе.

Хотя его голову покрывали седые волосы, а лицо было исчерчено глубокими морщинами и тёмно-коричневыми старческими пятнами, которые ярко выделялись, та аура власти, выработанная годами пребывания на вершине, заставляла каждого, кто встречался с ним взглядом, забывать о его приближающейся кончине. В памяти оставались лишь громкие дела его жизни, полной железной воли.

— Который час? — хриплым голосом спросил старик.

Сорок с лишним слуг, спешно явившихся на зов, замерли в почтительном страхе. Один из них, преодолевая робость, тихо ответил:

— Господин, уже четвёртая стража ночи.

Старик молчал. Через некоторое время он вновь лёг и спокойно произнёс:

— Все свободны.

Слуги облегчённо вздохнули и, осторожно кланяясь, удалились. В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь глухими раскатами грома, доносившимися с небес.

В кромешной тьме старик не закрывал глаз. Он вглядывался в темноту, ощущая, как жизнь медленно угасает, как накатывает нежеланная слабость, как приближается смерть.

— Старый… Но мне всё время кажется, будто я что-то забыл, — пробормотал он, и лишь спустя долгое время его веки наконец сомкнулись.

Это была семьдесят девятая година эпохи Тяньгуй династии Данин. В столице Данин, городе Тяньбао, скончался человек, чьё могущество простиралось на всю империю, помощник императора Тяньгуй в восхождении на престол, завоеватель двадцати пяти царств, основатель несравненного величия Данин — канцлер Сюй Цзиньфа.

Всю эту ночь гремел гром.

Как и круговорот жизни, не имеющий конца. Только не всем суждено остаться в памяти истории. Большинство — лишь мимолётная пена на волнах времени.

В этот день в другом мире родился Сюй Хун.

Его отец был купцом, всю жизнь стремившимся к богатству и славе великого торговца. Поэтому первенец, появившийся на свет этой ночью, получил имя с иероглифом «хун» — символом величия.

И действительно, всю жизнь Сюй Хун старался оправдать мечты отца: он бросил учёбу, рано взяв в свои руки семейный бизнес, и неустанно шёл к своей цели.

Год за годом, день за днём. На этом пути он стал известен как великий благодетель, всегда готовый помочь. Но, увы, обман, устроенный близким человеком, разрушил мечты его рода.

Эпидемия сгубила его собственные надежды. Богатство, накопленное годами, растаяло как дым. Он остался ни с чем: жена и дети покинули его, а сам он, охваченный безмерным горем, перед смертью был завернут в рогожу и брошен на кучу трупов в городе. Огонь безжалостно уничтожил всё, что осталось от него.

Сожалел ли он? Сюй Шань не знал. Ему казалось, что всё это было лишь дурным знаком. Стиснув зубы от нарастающей головной боли, он посмотрел на горящие перед ним останки и сплюнул сгусток крови.

Вокруг него валялись обломки повозки на официальной дороге, разбросанные слитки серебра, дрожащие женщины и в огне — жадные глаза.

Он был одним из них.

Будучи разбойником с горы Юньлай, Сюй Шань, он же Третий брат Сюй, никогда не хотел такой жизни. Ведь он привык к свободе, к вольнице, к той самой жизни, где главное — беззаботность. Но оставаться на этой горе, грабить проезжающие караваны, порой сталкиваясь с угрозой смерти, означало одно: другим доставалось мясо, а ему — лишь бульон.

Такая жизнь раздражала его. К тому же голова болела всё сильнее.

Эта боль преследовала его с детства. Мать говорила, что это признак того, что мозги растут.

Он тогда поверил. Но с годами головная боль становилась всё нестерпимее, а разум, казалось, не рос. Его постоянно обманывали, постоянно обвиняли, а мать убили на его глазах. Он, кажется, мстил… Или нет? Не помнил уже. Помнил лишь, что крови ему всё было мало. Он со всей силы стукнул себя по голове, затем перевязал рану на ноге, вспоминая, как тот мечник перед смертью нанёс ему этот удар, чуть не задев самое важное. Чувствовал себя ещё более несчастливым. *»Нужно уйти отсюда, найти время и хорошего лекаря, разобраться, что же со мной происходит в голове»*, — размышлял Сюйшань.

И тут — смех. Смех донёсся издалека, а следом за ним к его ногам бросили дрожащую женщину.

— Дурачина, ты сегодня хорошо постарался. Дед твой наградит тебя бабой, как?

Сюйшань вздрогнул. Словно удар молнии пронзил его голову, и боль внезапно утихла. Дыхание участилось, взгляд впился в дрожащую женщину. *»Быть может, разбойничать здесь не так уж и плохо?»* — мелькнуло в голове. Он поспешно повернулся к тому, кто награждал его, — к помощнику главаря.

— А, спаси…

Камень, летевший с невероятной скоростью, угодил ему в голову.

Удар был силён. Сюйшань отпрянул, пошатнулся, а перед ним раздался насмешливый хохот помощника главаря.

— Да ты и впрямь хочешь её, что ли?

Смех разнёсся вокруг, эхом отзываясь в ушах.

— Не надо… не надо…, — прошептал Сюйшань, но на лице его застыла маска безразличия, скрывающая адскую боль, разрывающую голову на части. Боль, от которой хотелось убивать… или убить себя.

Когда банда собрала всё добро и двинулась обратно в лагерь, он бросился вперёд, прямо к помощнику главаря. Под насмешки того вонзил нож.

Но промахнулся.

В ответ на его попытку обрушился шквальный град боли, как будто его тело превратилось в израненную тряпичную куклу, истекающую кровью. Но перед смертью он улыбнулся. В ужасе распахнутых глаз помощника главаря, в общем вздохе окружающих он проглотил кусок мяса, откусанный от горла врага.

Мир расплылся. В этом тумане Сюйшань вдруг понял, что голова его больше не болит. В сознании всплыла фраза, которой он не помнил, но которая отозвалась в нём странным эхом:

— *»Небо и земля — гостиница для всех существ…»*

— Что это значит? — Сюйшань не учил книг, не понимал смысла, пытался осмыслить, но… жизнь уже угасла.