Глава 52. Навсегда потерянная любовь, сегодня всё закончилось

Моя Муцзы ушла. Одиннадцатого сентября две тысячи восемнадцатого года в девятнадцать часов семь минут её сердце остановилось, прекратилось дыхание. В тот миг я застыл, почти не чувствуя боли. Потому что примерно за полчаса до этого я уже рыдал в истерике, крича только одно: «Я не могу её отпустить!»

Дети пришли в шесть вечера. Перед тем как они вошли в палату, чтобы увидеть маму в последний раз, я сказал им: «Возможно, это последний раз, когда вы видите маму. Если есть что сказать, скажите ей сейчас. Потому что мама очень больна, она не хочет больше мучиться, она хочет улететь на небо и стать звездой.»

Я приглушил свет в палате, чтобы дети не увидели её желтое, восковое от высокого билирубина лицо. Мы не хотели пугать их, и она тоже. Всего два дня назад она с трудом, но всё же нашла силы почистить детям уши. Тогда дочь спросила: «Мама, почему твои глаза жёлтые?»

Когда дети увидели маму, они были удивительно спокойны. Я сказал им: «Позовите маму.» Они позвали. Я сообщил Муцзы, что дети пришли. У неё уже было очень низкое давление, и она почти не реагировала.

Дети трогали мамину руку, и дочь спросила: «Почему у мамы такая холодная рука?» Я ответил: «У мамы плохое кровообращение.»

Я сказал детям: «Если есть что сказать маме, говорите.» Они выглядели растерянными, сын сказал: «Не знаю, что сказать.»

Сын спросил меня: «Что мама делает?» Я ответил: «Мама устала, она давно не спала, она хочет немного поспать.»

Сын снова спросил: «Почему мама спит так странно? Мне немного страшно.» Дыхание жены уже было прерывистым, она делала последний вдох за вдохом.

Я попросил детей уйти. Я не хотел, чтобы они видели её в последний момент. Как только они ушли, давление Муцзы упало до нуля. Через час её сердце и дыхание постепенно остановились.

Я был ошеломлён, оцепенел, всё казалось сном.

Она была такой сильной. Утром она ещё написала мне сообщение, её последние слова были: «Не волнуйся.»

Её голос, улыбка, всё ещё живы в моей памяти. Каждый раз, когда я спрашивал, как она, она почти всегда отвечала: «Очень хорошо.» Она всегда улыбалась, когда говорила эти три слова. Всегда счастливая, полная надежд.

В последний раз, когда она была в больнице, каждый раз, когда я приходил к ней, она говорила: «Дорогой, я счастлива. Я не жалею.»

Иногда она говорила: «Дорогой, я очень люблю тебя. Не волнуйся, со мной всё будет хорошо.»

Но она ушла. Трижды негативный рак молочной железы метастазировал в печень, печёночная недостаточность унесла её.

Два года и десять месяцев моё сердце было сковано тяжёлым камнем, который поднимался и опускался вместе с её болезнью. Сейчас всё закончилось, камня больше нет, но моё сердце пусто.

Едва она ушла, как снаружи разразилась гроза, хлынул дождь. Мне так хотелось спросить у небес: если это твои слёзы по ней, то зачем было забирать её от меня? Я ненавижу эти четыре слова — «глубокая любовь ведёт к ранней смерти». Почему из-за наших сильных чувств она должна была уйти? Разве в нашей глубокой любви была вина?

Сегодня исполнилось двенадцать лет нашей свадьбе, девятнадцать с половиной лет с того дня, как мы стали вместе. Я планировал отпраздновать двадцатилетие нашего союза с размахом, но теперь её нет.

В последние дни её образ, её улыбка, её голос не покидают моих мыслей. Я помню нашу первую встречу: она улыбалась так лучезарно и спросила: «Угадай, кто здесь Коала?» — это был её ник в сети. Мы познакомились в интернете шестого марта девяносто девятого года.

Сейчас я часто теряюсь в реальности, потому что каждые десять-двадцать секунд мои мысли возвращаются к ней. Я разговариваю с ней в нашей спальне, говорю: «Если ты вернёшься, приди ко мне во сне. Я буду ждать и не боюсь». Но она не приходит.

От болезни до сегодняшнего дня прошло два года и десять месяцев — это, возможно, самый долгий отрезок в моей жизни. Каждый рецидив, каждое улучшение, каждое изменение в её состоянии — это была череда отчаяния и надежды. Она была такой сильной, никогда не плакала, не жаловалась. Только когда иностранный врач спросил её, как она будет заботиться о наших детях, если останется на лечение за границей, она заплакала.

Мы не теряли надежду до конца. Врачи, мои друзья-учёные делали всё возможное, чтобы спасти её. Мы пробовали экспериментальные препараты, и каждый день я молился о чуде. Я даже думал: если чудо действительно произойдёт и Муцзы поправится, я напишу для неё ещё одну книгу — «Ради меня, сотвори чудо», как ответ на первую книгу, написанную для неё — «Ради тебя, я готов полюбить весь мир».

Но она ушла. И всё же я от всего сердца благодарю каждого врача и учёного, которые в эти два года боролись за её жизнь, поддерживали нас и облегчали её страдания. Особенно профессора Ян — учёного, который всегда давал нам советы и помог продлить жизнь Муцзы ещё на год. Доктор Чэнь, даже зная, что её состояние уже необратимо, не переставал работать над самой передовой противораковой вакциной. И врачи У, директор Гуань, старшая медсестра Чжан и все медсёстры, которые были рядом с нами в последние моменты. Спасибо вам.

В самые последние моменты мы с тёщей решили: когда болезнь станет необратимой, не предпринимать никаких травмирующих мер по спасению Муцзы. Пусть даже уход, но пусть он будет как можно более достойным. Врачи спросили нас, чего мы хотели бы от них. Я сказал им: постарайтесь сделать так, чтобы Муцзы как можно меньше страдала. Если ей всё же суждено уйти, я предпочту, чтобы это произошло быстрее — так она перенесёт меньше боли. Нельзя ради того, чтобы мы, живые, подольше посмотрели на неё, заставлять её терпеть ещё больше мучений. Мне жаль её.

Моя Муцзы была простой, доброй и прекрасной. У неё были волосы до колен — густые, шелковистые. Она была моей хорошей женой, заботливой матерью нашим детям. Она была немного наивной, иногда даже глуповатой. Шутя, она говорила мне: «С каждой беременностью женщина теряет три года ума, а у меня двое детей — значит, я должна потерять шесть лет». Но для меня это не имело значения. Важно было одно: я её любил. Мне нравилось заботиться о ней, помогать ей во всём, решать все вопросы — и дома, и вне его. Я всегда всё организовывал.

Два дня назад её близкая подруга сказала мне, что Муцзы говорила ей: она была счастлива и у неё не осталось невыполненных желаний.

Даже в последний день она говорила мне, что хочет вкусно поесть. В своём последнем утреннем сообщении она написала, что приснилось, будто она уже выписалась из больницы, и мы всей семьёй пошли в ресторан.

Когда-то один знакомый предсказатель сказал, что в её ба-цзы три столпа небесной пищи, и она всегда гордилась этим. Но тот же предсказатель говорил, что мы будем вместе до старости, доживём до девяноста. Почти три года я делал всё возможное. Все её лечебные схемы выбирал я, и она ни разу не усомнилась в моих решениях. В каком-то смысле она действительно была счастлива. Утешая тёщу, я говорил: по крайней мере, когда она уходила, рядом были папа с мамой, муж, дети. Её жизнь была короткой, но её оптимизм и жизнерадостность наполнили её смыслом и широтой.

За эти два с лишним года мы побывали во многих местах. В перерывах между лечением я старался чаще вывозить её куда-нибудь, думал: пусть у неё останется меньше нереализованных желаний. Но когда она ушла, я понял: сколько ещё мест я хотел показать ей, сколько вкусных блюд хотел с ней попробовать.

В тот последний день, днём, она сжала мою руку и сказала: «Дорогой, я хочу вместе с тобой нежно поесть фруктов, потом крепко посплю, а когда проснусь, обещаю сотрудничать с врачами и делать всё, что они скажут». Это были её последние связные слова. Тогда у неё уже почти не оставалось сил даже открыть глаза.

Я всё время держал её руку, чувствуя, как она остывает от тепла до ледяного холода.

Я старался не показывать свою боль, потому что знал: она бы не захотела видеть меня разбитым горем. Я утешал себя мыслью, что сделал всё возможное, но сердце всё равно сжималось так, что нечем было дышать.

На третий день после её ухода, когда я провожал её в последний путь, я думал: при её жизни я дарил ей всё самое лучшее, а теперь, когда её нет, всё потеряло смысл. Мне хотелось устроить скромную церемонию прощания. Но наши родные, её многочисленные друзья, мои многочисленные друзья — все съехались со всей страны, чтобы проводить её в последний путь. Спасибо вам.

Все мои друзья любили её, потому что я раньше называл её Хрюшей, и те, кто познакомились с нами в ранние годы, тоже так её звали. На поминальной речи я сказал много слов, но запомнил только две фразы: **»Мне не хватает её. Я так скучаю по ней.»**

Я человек разумный, но иногда моё терпение лопается. Как в тот день, когда друзья пришли меня поддержать, выпили со мной рюмку. Возможно, моё напряжённое сердце ненадолго расслабилось, но в этот момент вся моя внутренняя сила рухнула. Я написал в микроблоге: *»Забери меня с собой, я так скучаю по тебе.»*

Два года и десять месяцев — не знаю, сколько раз эта мысль приходила мне в голову. Но слёзы матери, слёзы тёщи, глубокая печаль двух отцов, растерянные и беспомощные взгляды детей… Как я могу бросить их, если я — опора этой семьи?

Кто-то утешал меня, говоря, что человек умирает трижды. Первый раз — когда останавливается дыхание, умирает его тело. Второй раз — когда его кремируют, он умирает для общества. Третий раз — когда умирает последний человек, помнящий его, тогда он умирает окончательно.

Поэтому моя Муцзы всё ещё жива — она всегда со мной в сердце. И я должен жить дальше, чтобы продлить её жизнь в памяти.

В тот день я обещал ей, что буду заботиться о родителях и наших детях.

Я знаю, ей тоже тяжело было со мной расставаться. У меня остались её длинные волосы, а в наших детях течёт её кровь.

Сегодня — наша годовщина свадьбы. Сегодня, возможно, та грань, что разделяет эпоху Тан Цзясаньшао «до» и «после».

Кроме тебя и семьи, у меня есть ещё одна самая важная вещь. Сегодня я дарю её тебе в качестве подарка на годовщину свадьбы — пусть она сопровождает тебя на том свете и ждёт меня там.

Четырнадцать лет и семь месяцев непрерывного онлайн-сериала. Сегодня я прекращаю писать — ради тебя. Прости, мои читатели, но сегодня я принадлежу только ей одной. Спасибо вам всем.

Сын спросил меня: *»Мама стала звездой, но как мне её увидеть, когда на небе нет звёзд?»*

Я ответил: *»Смотри на её фотографии.»*

Два года и десять месяцев научили меня быть сильным и смелым. Моя Муцзы, будь спокойна: хотя тебя нет, твой лук станет только крепче. Я буду беречь всё, что мы оба хотели оберегать.

Моя Муцзы, пусть ты станешь звездой на небе — яркой, сияющей, вечно прекрасной и спокойной.

—

Я до сих пор помню, как когда-то, подписывая для тебя любовное послание, оставлял под ним: *»Тан Цзясаньшао, сокрушающийся о молчании Галактики»*. Тогда я просто хотел сказать, что во всей этой бесконечной Вселенной нет человека, кто ценил бы тебя сильнее меня. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, как наивен был в свои восемнадцать. Но сегодня позволь мне вновь воспользоваться этой наивной подписью.

Я буду любить тебя вечно. Пока я дышу, ты со мной. — *Тан Цзясаньшао, сокрушающийся о молчании Галактики*

—