По сравнению с бурными событиями снаружи, даосская секта в этот момент казалась довольно мирной.

Раньше даосские лидеры, будь то Ли Боян или Чжао Цзюлин, лелеяли амбиции разной степени.

Но теперь Линь Чанхэ и Сюань Чэньцзы оба были выходцами из даосской секты Тайи.

Несмотря на то, что Линь Чанхэ впитал в себя воспоминания предка-даоса, сделав его своим реинкарнацией, его собственные воспоминания всё ещё влияли на него, а его личность и поведение практически не изменились.

В главном зале Линь Чанхэ, держа послание Будды, спокойно произнёс: «Учитель, Су Синь напал на Будду, объединив силы всех сект для нападения на священную буддийскую гору. Это грандиозное начинание». Линь Чанхэ держался на удивление непринужденно. Несмотря на размах событий, разворачивавшихся в буддийской секте, он сохранял невозмутимость и нашёл время обсудить эти вопросы с Сюань Чэньцзы.

Сюань Чэньцзы кивнул и сказал: «Я ожидал этого. Будда строил планы десять тысяч лет. Кто бы ни был противником, он обязательно нанесёт удар.

Я раньше не встречал Су Синя, но не ожидал, что он будет таким свирепым и решительным. Судя по его виду, он действительно хочет одним махом уничтожить буддизм.

Кстати, вы уже встречались с Су Синем. В молодости вы были вместе с ним в списке «Человека». Как вы думаете, какой он человек?» Линь Чанхэ на мгновение задумался, прежде чем заговорить глубоким голосом: «Су Синь владеет мечом, но его характер больше похож на нож, на невероятно острый нож.

В боевых искусствах мы ищем истину, превосходя всё и отбрасывая бесполезные эмоции. Но Су Синь никогда не скрывает своих желаний, или, может быть, лучше сказать, что желания – это его истинная природа.

Многие в мире боевых искусств считают Су Синя злом, но на самом деле я так не считаю. В его сердце больше нет добра и зла». Сюань Чэньцзы внезапно поднял взгляд, несколько удивлённый последними словами Линь Чанхэ. Он никак не ожидал, что Линь Чанхэ так отзовётся о Су Сине.

Совершенно злые люди не страшны, но, возможно, по-настоящему ужасающими являются те, кто, как Су Синь, давно отбросил понятие добра и зла, так что даже их внутренние демоны не могут их найти.

Линь Чанхэ посмотрел на Сюань Чэньцзы и сказал: «Учитель, теперь, когда Будда попросил о помощи, стоит ли нам вмешаться?»

Сюань Чэньцзы на мгновение задумался, вздохнул и ответил: «Всё в мире непредсказуемо. Никто не может предвидеть текущую ситуацию в мире боевых искусств. Мы не знаем, о чём думает Су Синь, но, по крайней мере, знаем, что делает Будда.

Вместо того, чтобы терять контроль над ситуацией, лучше позволить ей развиваться в том направлении, которое мы точно знаем.

Если Будда хочет разобраться с Су Синем, нам не нужно вмешиваться. Но теперь, когда Су Синь хочет убить Будду, мы должны сделать всё возможное, чтобы остановить его. Нет нужды сражаться с ним насмерть».

Линь Чанхэ кивнул. Его это уже не волновало.

Дао-предок, возможно, и заключил соглашение с Буддой в прошлой жизни, но в этой он унаследовал только силу Дао-предка.

В конечном счёте, он всё ещё был Линь Чанхэ.

Приняв решение, Линь Чанхэ и Сюань Чэньцзы приготовились покинуть Линшань, чтобы поддержать Будду.

Как только они вышли из ворот Тайи Дао, сверкнула вспышка света меча, и перед ними появился Мэн Цзинсянь.

Вслед за Мэн Цзинсянем из воздуха появился Бодхисаттва Кшитигарбха, преградив им путь.

Бодхисаттва Кшитигарбха торжественно произнёс: «Вы двое должны разрешить конфликт между Буддой и Су Синем. Лучше не вмешиваться».

На лице Сюань Чэньцзы не отразилось ни капли гнева из-за того, что его остановили; он предвидел это.

У Будды были союзники, и у Су Синя, естественно, тоже, и его отношения с ними были даже ближе, чем с Буддой.

Сюань Чэньцзы покачал головой и сказал: «Мы вмешиваемся не в конфликт между Су Синем и Буддой, а в текущее положение дел».

Мэн Цзинсянь, стоя рядом, спокойно сказал: «Всё равно. Су Синь хочет уничтожить буддизм, поэтому мы поможем ему. Великого мирового порядка больше не существует, так что же ещё остаётся?»

Мэн Цзинсянь перевёл взгляд на Линь Чанхэ и сказал: «Я слышал, что ты — реинкарнация даосского предка. Несмотря на наши сегодняшние обиды, я просто хочу сразиться с тобой, чтобы увидеть, кто сильнее — твой даосизм или мой меч».

Линь Чанхэ кивнул и сказал: «Да. Я помню человека, который тоже очень искусно владел мечом, но, к сожалению, он погиб от рук демонов. Это был Мо Ли, Святой Меча Мо Ли».

Мэн Цзинсянь не ответил. Он просто сделал шаг вперёд, даже не обнажив меча, и его непревзойдённая сила меча вырвалась вперёд, пронзая небеса.

Его меч не нуждался в сравнении с чьим-либо ещё. Священник меча Мо Ли был мёртв, но он, Мэн Цзинсянь, жив, как и его меч. Мэн Цзинсянь схватил его одной рукой, и в одно мгновение окружающий мир и облака сжались, превратившись в меч неба и земли, который обрушился на Линь Чанхэ.

Дао его меча достигло высочайшего уровня. Он не держал меча, но сам был воплощением дао меча. Жизнь и смерть, иллюзии неба и земли, ветры и облака неба и земли – всё стало мечами.

Встретив этот поразительный удар меча, Линь Чанхэ обеими руками начертил в пустоте узоры Дао. Врождённые узоры Дао, создающие мир.

Один представлял вершину Дао, другой – вершину меча. Когда они столкнулись, вырвался ужасающий всплеск энергии.

И Линь Чанхэ, и Мэн Цзинсянь достигли вершины своего совершенствования в одном из Дао. По крайней мере, в начале их схватки, всплески, которые они создавали, были поразительны.

На первый взгляд, их силы были равны, и было неясно, кто одержит верх.

Сюань Чэньцзы, ещё не вступивший в схватку с противником внизу, посмотрел на Кшитигарбху и спокойно спросил: «Нам всё ещё нужно сражаться?»

Кшитигарбха мягко улыбнулся и сказал: «Похоже, нет. Нам с Мэн Цзинсянем нужно задержать вас здесь всего на день. Если Су Синь не сможет победить Будду за день, то давать ему ещё один день бессмысленно».

Сюань Чэньцзы кивнул и сказал: «Давайте не будем сражаться. Я уже говорил, что наше вмешательство касается не борьбы Будды и Су Синя, а более широкого мира.

Мы знаем намерения Будды, поэтому хотели захватить власть над миром. Но теперь, похоже, миром правит Су Синь. В данном случае, вмешается ли школа Тайи Дао, не имеет значения. Остаётся только ждать и наблюдать».

Сюань Чэньцзы никогда не был воинственным, но теперь, когда всё дошло до этого, их сторона уже не имела значения.

Будда просил школу Тайи Дао прийти ему на помощь, но теперь появились Мэн Цзинсянь и Кшитигарбха, чтобы остановить его. Таким образом, они косвенно помогли Будде отразить натиск Мэн Цзинсяня и Кшитигарбхи. В противном случае три тунтяня стали бы для Будды ещё более непреодолимой силой.

Однако Сюань Чэньцзы был несколько озадачен поведением Ван Цзючжуна и Повелителя демонов Датяня.

Один из них ранее сражался с Су Синем, но между ними не было личных связей, в то время как другой имел какую-то связь с Су Синем и питал неприязнь к Будде. Однако на этот раз ни один из них не явился, что было довольно странно.

Ещё более странным был Ши Даосюань. Хотя его предок рассорился с Буддой, он всё ещё считался представителем буддийской линии. Однако теперь, когда Су Синь пытался искоренить буддизм, Ши Даосюань, казалось, ничего не замечал и молчал. Это было поистине странно.

Ши Даосюань вздохнул, его понимание ситуации в мире становилось всё более неопределённым.

В то же время, за пределами священной горы, глаза Будды похолодели.

Двое даосов не пришли, как и два союзника Су Синя. Причина очевидна.

Глядя на Су Синя, Будда серьёзно произнёс: «Ты так уверен в своей победе. Мэн Цзинсяня и Кшитигарбхи здесь нет; они, должно быть, отправились на перехват даосов. Мне интересно лишь, почему Великий Повелитель Демонов не присоединился к веселью и почему в Царстве Утянь так тихо».

В глазах Су Синя вспыхнул холодный блеск. «Ты узнаешь всё это после смерти».

С этими словами Су Синь сделал шаг вперёд, и в радиусе нескольких миль небесный огонь мгновенно охватил прерию. Бескрайняя огненная область вспыхнула с такой силой, что даже Будда опешил.

В огненной области обрушился дождь мечей.

Один за другим с оглушительным грохотом опускались длинные мечи, полностью состоящие из пламени. Каждый пылающий меч нес в себе невероятно мощное намерение меча, и, что самое главное, не было двух одинаковых мечей.

Выражение лица Будды не изменилось. Он пропел буддийскую мантру, и вокруг него озарилось золотое сияние. Позади него возникла массивная, внушительная фигура Будды. Он взмахнул ладонью, сокрушив все намерения меча, превратив их в бесконечное пламя, вырвавшееся в пустоту.

Но в этот момент Су Синь сжал руку, и бескрайнее пламя мгновенно изменило цвет.

С одной стороны пламя сияло лазурно-золотым оттенком, а с другой – смертоносным серо-белым.

Огненная сфера сузилась, но не исчезла.

Вместо этого она превратилась в длинный меч, пронзивший небо и устремившийся вниз, к Будде.

Жизнь и смерть текли, меч рассек мир.

Там, где проходил этот меч, все силы неба и земли растворялись в могущественных силах жизни и смерти. Это была фундаментальная сила неба и земли, самая фундаментальная сила, но также и самая могущественная сила.

Будда закрыл глаза и вздохнул. Силой Су Синь превосходил его даже на пике своего могущества.

Конечно, для воина сила – основа абсолютной власти, но это ещё не всё. Столкнувшись с Су Синем, Будда, безусловно, чувствовал давление, но не боялся.

Будда и раньше сражался с этими древними мастерами и демонами-святыми. Некоторые из них были даже могущественнее его, но всё равно пали от его руки. Сила – это ещё не всё.

Когда Будда снова открыл глаза, меч Су Синя уже приближался к нему, менее чем в трёх метрах.

Эта подавляющая сила уничтожила всё. В круговороте жизни и смерти мощное сияние, окружавшее Будду, растаяло, словно лавина, под мощным ударом меча Су Синя, не оказав никакого сопротивления.

Но в этот момент шесть миров перерождений слились во взгляде Будды. Пустота исказилась, даже время и пространство искривились. Мощный удар меча Су Синя обрушился на шесть миров перерождений Будды. Разбитые языки пламени упали на землю, и лазурно-золотое пламя расплавило землю, словно магма.

Пепел мгновенно погрузил местность в мёртвую тишину, полностью лишённую жизни. Вся эта сцена напоминала конец света.