Глава 2036. Когда глаза вновь открылись, неведомо было, осень какого года наступила. Осенние листья, кружась, падали с деревьев, сворачиваясь в трубочки и танцуя в небе, будто ища свой дом. Небо, окрашенное в осенние тона, было безоблачным, сине-бирюзового цвета, невероятно красивым. На земле, в этом осеннем утре, над деревней поднимались струйки дыма от утренних трапез, создавая картину, словно Персиковый Сад, полный сельской идиллии.

Здесь, в царстве Чжао, многие жители этих мест никогда не покидали родные края, тем более что деревня находилась в отдалённом уголке царства, у подножия горного хребта. Утренний ветер подхватывал осенние листья, заставляя их танцевать, а из конца деревни доносились звуки свирели, перемежающиеся с весёлым смехом шалунов-детей.

В центре деревни толпа людей сопровождала красные свадебные носилки, которые остановились перед четырёхсторонним двором. Шум и гам стояли невообразимые — в этом доме встречали невесту.

Говорят, предки хозяина этого дома были плотниками, а нынешнее поколение представлено книжником, который сдал экзамены в уезде, но по неизвестной причине не отправился в столицу, а вернулся сюда, чтобы обосноваться. Прошло более двадцати лет, и тот книжник уже стал человеком средних лет. У него был единственный сын, который вырос и сегодня переживал свой счастливый день — день свадьбы. Звали сына Ван Линь.

Ван Линь вырос здесь, и все соседи хорошо его знали. Мальчик был несчастным — он был немой, всегда молчаливо смотрел вдаль, как будто пытаясь разглядеть что-то невидимое.

Когда шумные звуки праздника наполнили воздух, из носилок вышла женщина, опустив голову и скрытая под красным покрывалом. Её руку держал Ван Линь, и они вместе вошли во двор.

Эта женщина была предметом восхищения всех молодых людей в деревне. Она была второй дочерью семьи Лю, богатой местной семьи. С детства она любила проводить время с Ван Линем, и их можно было назвать друзьями детства — часто их видели сидящими вместе и смотрящими вдаль.

Теперь, когда они выросли и поженились, никто не удивлялся этому союзу, разве что многие завидовали их счастью.

Сельские свадьбы не такие пышные, как в уездных городах, и всё проходит просто. Хозяева устроили скромный свадебный пир, пригласив всех жителей деревни. Когда солнце село за горы, праздник закончился, и оставшееся время принадлежало молодожёнам.

В их новой комнате, когда добродушный Ван Линь приподнял покрывало своей жены, он увидел её потрясающе красивое лицо. Женщину звали Лю Мэй. Её щеки слегка порозовели, и она, улыбаясь, смотрела на Ван Линя.

Их взгляды переплелись, словно пронзая время, как будто они уже не раз встречались в разных жизнях, и этот взгляд был вечен.

На следующий день после свадьбы Лю Мэй сидела во дворе напротив улыбающегося Ван Линя. В его руках была деревянная резная фигура — он вырезал для своей жены её самый прекрасный образ.

Спокойная, размеренная жизнь, пронизанная теплом, незаметно промелькнула за два года, и в их семье появился ребёнок — мальчик, которого назвали Ван Пин. Мальчик был не по годам сообразителен, с острым языком, и по мере того, как он рос, их семья из трёх человек казалась всё более гармоничной и полной. Ван Лин не последовал по стопам отца, выбрав не учёбу, а ремесло столяра, переданное ему по наследству от предков, и продолжал жить в этом тихом горном селении.

Его жена, Лю Мэй, относилась к сыну с глубокой привязанностью и посвящала почти всё своё время Ван Пину: утром готовила ему еду, днём играла с ним, а вечером рассказывала сказки, убаюкивая его. Десять лет спустя, когда Ван Пину исполнилось пятнадцать, он, выбрав путь учёбы, покинул родную деревню, отправившись на экзамены в уездный центр. В день его отъезда он увидел, как мать сидит во дворе, а отец вырезает для неё вторую деревянную фигуру, которая, как и прежде, была невероятно красива.

Ван Пин успешно сдал экзамены и через несколько лет отправился в столицу. Ван Лин и Лю Мэй последовали за ним и поселились там. Годы шли, и незаметно в волосах Ван Линя и Лю Мэй появилась седина. Ван Пин, благодаря своим успехам, нашёл своё место в столице.

В это время Ван Пин женился. Его супруга, носившая красивое имя Цин И, была очаровательной девушкой из богатой столичной семьи. Она относилась к Ван Линю и Лю Мэй с большой почтительностью, что вызывало у них как радость, так и лёгкую грусть: теперь Ван Пин обзавёлся собственной семьёй, как птенец, который вырос и улетел в небо, и, возможно, долго не будет возвращаться домой.

Ван Лин и Лю Мэй решили уехать. Они покинули столицу и вернулись в своё тихое горное село, чтобы провести там оставшиеся годы. Вернувшись в старый дом, Ван Лин вырезал для Лю Мэй третью деревянную фигуру. На ней запечатлены были следы прожитых лет, но она всё ещё оставалась прекрасной.

Жизнь их текла размеренно, без особых потрясений, и Ван Лин наслаждался каждым днём, проведённым с Лю Мэй. Они почти никогда не разговаривали друг с другом, но, наблюдая за восходами и закатами, чувствовали теплоту и уют. Седина в их волосах становилась всё заметнее.

Время шло, и однажды, когда осенние листья вновь закружились в танце, Ван Лин и Лю Мэй окончательно состарились. Их сын Ван Пин навещал их изредка, но каждый раз надолго не задерживался, спеша обратно. Два старика сидели во дворе, Лю Мэй улыбалась, глядя на Ван Линя, который держал в руках деревянную фигуру. Он смотрел на неё, возможно вырезая последнюю фигуру в их жизни.

В руках Ван Линя деревянная резная фигура постепенно обретала очертания, прорисованные черты лица Лю Мэй — не старческой, с седыми волосами, а такой, какой она была на следующий день после их свадьбы: прекрасной и молодой.

— Я знаю, ты мог бы не сказать мне ни слова всю жизнь, но ты не немой… — Лю Мэй смотрела на Ван Линя, наблюдая, как в его руках рождается резная фигура, её взгляд смягчался нежностью.

Ван Линь поднял глаза на Лю Мэй, на его лице появилась лёгкая улыбка, он покачал головой, но так и не произнёс ни слова.

На третий день после завершения резной фигуры Лю Мэй заболела. Она лежала в постели, и, несмотря на то, что её лицо покрывали морщины, в её чертах всё ещё угадывалась былая красота. Она крепко держала руку Ван Линя, сидевшего у кровати, и не отпускала её.

— Я знаю, ты не немой… — прошептала она. — Помнишь, как мы встретились впервые, когда были детьми? Ты смотрел на небо, и мне стало так любопытно, что же ты там увидел. Я подошла к тебе и тоже стала смотреть. Но я ничего не увидела. Когда я уже собиралась уходить, ты вдруг заговорил и сказал мне первые слова… Ты помнишь, и я помню…

Взгляд Лю Мэй был полон нежности, как вода, спокойная и прозрачная.

— Ты сказал мне, что я твоя жена… а ты мой муж… Это наша предопределённая судьба, — прошептала она, и улыбка на её лице стала ещё мягче, как будто она снова погрузилась в те воспоминания.

Ван Линь тоже улыбнулся, крепко сжимая руку Лю Мэй, не отпуская её.

Они долго смотрели друг на друга. Лю Мэй говорила без остановки, рассказывая о всей своей жизни, о детстве, о свадьбе, о рождении Ван Пина.

— Пинэр хороший ребёнок, но он вырос, у него своя дорога… Мы не можем держать его рядом с собой всю жизнь… Когда меня не станет, ты останешься один. Ты должен заботиться о нём, — шептала Лю Мэй.

Ван Линь покачал головой, глядя на неё с мягкостью в глазах.

Лю Мэй продолжала говорить всю ночь, пока утренний свет не пролился сквозь окно, пока осенний ветер не подхватил пожелтевшие листья и не закружил их в танце между небом и землёй. В её глазах появилась некая потерянность, она крепче сжала руку Ван Линя.

Её морщинистое лицо вдруг порозовело, будто озарённое внутренним светом, как будто в это слабое тело вновь вдохнули жизнь.

— Я вижу… Ван Линь, я вижу… — она с трудом приподнялась, на её лице заиграла радость, она указала на небо за окном и быстро заговорила. — Я вижу то, что мы пытались разглядеть в детстве! Я действительно вижу! Там, на небе, есть ты, есть я… Мы — бессмертные… Я… я…

Слёзы покатились по её щекам, она увидела нечто, что заставило её сердце сжаться от боли.

— Почему всё так… — слёзы в её глазах стали ещё обильнее.

— Всё прошло… — Ван Линь, держа её руку, произнёс слова, которые сказал ей после свадьбы. Его голос был хриплым, но полным нежности.

В ту ночь, когда Ван Пин вместе со своей женой, оставив службу, вернулся в родные края, чтобы провести остаток дней рядом с родителями, он увидел, как те, словно погрузившись в сон, с лёгкой улыбкой на лицах, тихо ушли из жизни. Он застыл перед ними, долго, очень долго, и по его щекам покатились слёзы… В его памяти всплывали черты их лиц и воспоминания о далёком детстве.

Проводив родителей в последний путь, Ван Пин и его супруга Цинъи остались жить в этом старом доме. Время шло, они старели, пока однажды не закрыли глаза навсегда.

В пещере, охраняемой тринадцатью стражами, Ван Линь и Лю Мэй сидели со скрещёнными ногами, закрыв глаза. Между ними вращалась жемчужина, испускавшая таинственное сияние, словно соединявшая их двоих невидимой нитью судьбы.

В тот день Ван Линь открыл глаза и долго, очень долго смотрел на женщину рядом. Её ресницы дрогнули, и по щеке скатилась слеза, прежде чем она открыла глаза, встретившись с его взглядом. Их взгляды переплелись, как в мечтах, словно стремясь продлить этот миг навечно.

— Всё закончилось?.. — прошептала Му Бинмэй.

— Всё закончилось, — тихо ответил Ван Линь. — Закрой глаза, и когда откроешь их снова, всё начнётся заново…

Он знал, что чувства этой женщины к нему сложны, но, несмотря на всю эту сложность, она не могла отпустить его.

Му Бинмэй замерла, глядя на Ван Линя. Она не понимала смысла его слов, но послушно закрыла глаза, сдерживая слёзы.

— Открой глаза… — раздался знакомый голос у её уха.

Когда она открыла глаза, она увидела…