**Глава 18. План**

Мы с Толстяком вернулись в нашу съёмную коморку неподалёку от Чунвэньмэнь. Выпив лишнего, мы проспали до следующего полудня, проснувшись с тяжёлой головой и туманным сознанием. Лёжа на кровати и уставившись в низкий, потрёпанный потолок, я размышлял о многом. Профессия могильного вора была мне не в диковинку. Я был уверен, что смогу отыскать крупные гробницы, но деньги никогда не были для меня главной целью. Можно даже сказать, что они меня не волновали. Однако жизнь полна противоречий, и сейчас я отчаянно нуждался в деньгах.

Мои родители обеспечивались государством, у меня не было семейных обязательств — я один насыщался, и этого хватало на всех. Но как быть с моими товарищами, павшими на поле боя? Кто позаботится об их престарелых родителях? Кто оплатит лечение и лекарства, кто поможет их младшим братьям и сёстрам с учёбой? Те жалкие пенсии, что им назначили, едва ли хватит на то, чтобы не умереть с голоду.

На войне каждый, кроме меня, имел причины остаться в живых. Но выжил я — единственный. Моя жизнь была куплена ценой жизней моих товарищей. Теперь я должен был сделать что-то для них.

Толстяк тоже проснулся, потёр глаза и, увидев, что я пристально смотрю в потолок, спросил:

— Старик Ху, о чём задумался? Да я и так знаю, вчерашние слова Зубастого зацепили тебя, да? Мне тоже не терпится. Ну так как, брат? Жду твоего слова.

Я достал амулет, подаренный Зубастым:

— Не доверяй этому типу, Толстяк. Он торгаш до мозга костей, не станет вставать ни свет ни заря без выгоды. Этот «коготь могильного вора» принадлежал офицерам Цао Цао из династии Троецарствия. Такую ценность он просто так не подарит. Он видит в нас потенциал и хочет извлечь пользу.

Толстяк разозлился:

— Чёрт побери, я сразу понял, что он не добрый малый! Сейчас сбегаю на рынок Паньцзяюань и вырву ему этот золотой зуб, а потом швырну его в выгребную яму!

Хотя мы и ругались, но оба понимали: нам стоит использовать друг друга, не портить отношения. Мой главный недостаток — импульсивность, я редко думаю о последствиях. Но идея о грабежах гробниц казалась мне перспективной. Как говорил Председатель Мао, у всего на свете есть две стороны: хорошее может стать плохим, а плохое — хорошим. Вот она, диалектика.

В гробницах императоров и полководцев лежат несметные богатства. Но разве эти сокровища принадлежат их мёртвым хозяевам? Всё это было отнято у простого народа. «Взятое у народа должно вернуться народу», — как можно позволить этим богатствам вечно лежать рядом с истлевшими костями? Если уж браться за дело, то за большое. Местные захоронения не стоят усилий — там редко найдёшь что-то ценное, да и грабить простых людей — грех.

Я слышал от моего деда о традициях «поисковиков сокровищ из гробниц» — они сильно отличались от обычных могильных воров. Последние действовали без всяких правил: копают, где попало, хватают всё подряд, не разбирая, чьи это останки — верного слуги ли, чиновника или простого крестьянина. У них нет ни малейшего уважения, никаких устоявшихся правил — только самодельные придумки, которые никуда не годятся.

А вот «поисковики сокровищ» действовали иначе. Когда они вскрывали крупную гробницу, то в погребальной камере обязательно зажигали свечу и ставили её в юго-восточном углу. Затем они приступали к вскрытию гроба и поиску ценностей. Самые дорогие вещи обычно находились на самом покойнике: у знати и вельмож во рту часто обнаруживали жемчуг, тело было усыпано золотом и яшмой, на груди лежал защитный нефрит, в руках — нефритовый скипетр, а иногда даже в прямой кишке находили драгоценные камни. Работать приходилось осторожно, чтобы не повредить останки. Они аккуратно обшаривали тело с головы до ног, но всегда оставляли покойнику одну-две ценные вещи. Если свеча в юго-восточном углу гасла, всё найденное нужно было вернуть на место, почтительно поклониться три раза и, пятись, покинуть гробницу.

Говорят, в некоторых гробницах водятся привидения. Почему они не уходят в мир иной, а остаются в могилах веками — сказать сложно. Возможно, они не могут расстаться с былой роскошью и богатством, и даже после смерти продолжают охранять свои сокровища. Если попался такой скупердяй, который жизнь не жалеет, а богатство — бережёт, лучше не пытаться силой отнять его имущество.

В конце концов, мы с Толстяком решили: «Чёрт с ними, станем «поисковиками сокровищ»! Какая там совесть — пусть её собаки съедят! Нет, не так — пусть съедят наполовину… Или нет, давай лучше посмотрим с другой стороны: сейчас восемьдесят годы, все говорят о самопожертвовании. Пора и этим паразитам, которые веками эксплуатировали простой народ, сделать своё «пожертвование». Правда, у этих мертвецов сознание низкое — сами они из гроба не вылезут, чтобы отдать своё добро. Так что нам придётся им в этом помочь. Мы как бы соберём дань с феодальных правителей, разберём их золотые запасы и поделим всё по справедливости.»

Стратегическое направление определено, но конкретные тактические задачи и методы их реализации ещё предстояло обсудить.

В тех местах, где могильный промысел особенно распространён — в Хэнани, Хунани и Шэньси — найти нетронутую гробницу было непросто. К тому же в густонаселённых районах работать неудобно: приходится прикрываться посевами или строительством. Лучше всего отправляться в глухие дебри, где нога человека ступает редко.

Если говорить о гробницах в таких глухих местах, то на первом месте, без сомнения, стоит гробница в горах Нюсиньшань. Когда я был там в молодости, во времена «движения вниз в деревни», я ещё мало что понимал. Но теперь, с моим опытом, я могу сказать, что эта гробница относится к периоду до Северной Сун, возможно, к эпохе процветания Тан. Тогда было модно хоронить знать в горах, и эта традиция сохранялась до начала династии Сун. Позже, при Южной Сун, когда страна ослабла, уже ни один император не решался на столь грандиозные погребальные сооружения.

Толстяк спросил меня: «А ты не говорил, что в Нюсиньшане водятся привидения? Может, найдём что-нибудь без привидений? Мы ещё как-нибудь справимся с дикими зверями, но как с призраками быть — ума не приложу.»

Я скажу тебе две вещи: во-первых, в этом мире нет привидений, и то, о чём я говорил тебе в прошлый раз, скорее всего, было моим миражом. Во-вторых, это наше первое дело, и совсем не обязательно сразу браться за серьёзные вещи. Ты помнишь, как в деревне Яньцзы многие семьи хранили антикварные вещи? Давай соберём несколько таких и продадим — так нам не придётся изнурять себя тяжёлым трудом.

В тот же день мы с товарищем разделили обязанности: он занялся уничтожением оставшихся кассет с записями, а я отправился на блошиный рынок за необходимыми инструментами. Купил фонари, перчатки, маски, свечи, верёвки, фляги. Но больше всего меня обрадовали две немецкие сапёрные лопатки. Когда я держал их в руках, казалось, будто встретил старого друга.

Эти лопатки были разработаны для горных штурмовых дивизий Германии во времена Второй мировой войны. Советские войска захватили множество таких экземпляров, и часть из них попала в Китай в период дружбы между СССР и Китаем. Немецкие сапёрные лопатки лёгкие, их можно сложить и повесить на пояс. Сталь у них отличного качества — ими можно не только копать землю и камни, но и в случае опасности использовать как оружие. Одним ударом такой лопатки можно рассечь врагу половину черепа.

Единственное, что огорчило — не удалось найти противогаз. Во времена всеобщей подготовки по гражданской обороне в стране раздавали множество противогазов модели «Шестидесятка». Иногда их можно встретить на блошиных рынках, но сегодня мне не повезло. Придётся поискать позже. Остальные необходимые вещи можно будет докупить уже в Гангане.

На всё ушло больше полутора тысяч, в основном из-за лопаток — шестьсот за каждую, и торговаться продавец не соглашался. В итоге у меня осталось всего шесть юаней, и это стало проблемой: не хватало на билеты на поезд!

К счастью, мой товарищ продал все оставшиеся кассеты и сдал в аренду нашу комнату, а ещё продал трёхколёсный велосипед. Теперь у нас хватало денег на дорогу туда и обратно. Ночью мы купили билеты. Мне было меньше восемнадцати, когда я покинул те места, и я не был там уже более десяти лет. От одной мысли, что скоро увижу земляков, которых не видел столько лет, мы оба не могли скрыть волнения.