В октябре в столице Худу прошли несколько дождей, и листья клёнов на горе Фэн покраснели. Во время утреннего приёма у императора Шэнь Цзэчуань заметил первый иней. Однако болезнь императора Сяньдэ, казалось, пошла на убыль с наступлением осени. Говорили, что он снова начал принимать пищу, и его кашель во время утренних аудиенций стал реже.

Согласно традиции, императорский кортеж должен был отправиться на Южные охотничьи угодья только в ноябре, но император Сяньдэ, опасаясь холодной погоды, уже в начале октября начал подготовку к осенней охоте.

— Ответственность за охрану вновь возложена на Восемь Великих Лагерей и Императорскую стражу, — сказал Чэнь Ян, держа меч для Сяо Цзицзюэй. — Господин, разве император не был в ярости в прошлый раз?

— Прошлый раз — это прошлый раз, — ответил Сяо Цзицзюэй, вытирая пот после тренировки. — В прошлый раз император был в ярости, потому что беспокоился о безопасности как внутри, так и снаружи. Но на этот раз всё иначе. Си Хуншюань был отвергнут императрицей и два месяца провёл в забвении. Теперь он изо всех сил старается проявить себя.

— Разве мелкие милости могут тронуть сердце Си Хуншюаня? — сказал Чэнь Ян, убедившись, что вокруг никого нет. — Императрица уже давно укрепила свою власть, а император болен. Даже если он захочет протянуть руку помощи Си Хуншюаню, тот не посмеет принять её.

— Ты сам сказал, что это мелкие милости, — ответил Сяо Цзицзюэй, надевая верхнюю одежду. — А если император предложит Си Хуншюаню огромную власть? Недавно император спрашивал о возрасте дочери Си Хуншюаня. У князя Чу нет главной жены, и если они действительно поженятся, то даже если Си Хуншюань не захочет, императрица всё равно будет подозревать его.

— Жаль, что у нас нет дочери, — сказал Чэнь Ян.

— И хорошо, что нет, — ответил Сяо Цзицзюэй. — Если бы у нас была сестра, она должна была бы быть такой, как генерал Цзи Жуйин. Иначе она была бы беспомощна и, скорее всего, вышла бы замуж за незнакомца.

Он замедлил шаг и продолжил:

— Семья Хуа всегда была первым выбором для наложниц. Хуа Сянъюй, воспитанная императрицей, достигла возраста, но до сих пор не вышла замуж. Даже император не осмеливается её оскорбить и называет её сестрой. Кому она будет отдана в будущем, всё равно будет решать императрица.

— К счастью, наш наследник уже женат, — сказал Чэнь Ян. — Но кому же будет отдана третья дочь Хуа? Господин, я совсем не могу этого понять.

— Семья Цзи — лучший выбор, — улыбнулся Сяо Цзицзюэй. — Если бы Цзи Жуйин была мужчиной, императрица давно бы отдала Хуа Сянъюй за неё. Но, к сожалению, Цзи Жуйин — женщина, а в этом поколении семьи Хуа нет мужчин. Теперь они могут только смотреть на этот лакомый кусок, но не могут его получить, и это их очень беспокоит.

К Сяо Цзицзюэй подвели лошадь, и он погладил её.

— Пойдём, сходим ещё раз на Восточную улицу Дунлун, на Восточный рынок.

Шэнь Цзэчуань только что вошёл на Восточную улицу Дунлун.

Он был освобождён из-под домашнего ареста и, конечно, не мог оставаться в Тюрьме Сигуаиси. Поскольку никто не упоминал об этом, дело затянулось. Но в августе Цяо Тянья внезапно заинтересовался этим и отправился в Тюрьму Сигуаиси. Увидев Цзи Хуэйляня, покрытого грязью и сошедшего с ума, он велел Шэнь Цзэчуаню открыть счёт в Императорской страже и найти приличное жильё. Таким образом, в конце сентября Шэнь Цзэчуань переехал в старый переулок, где арендная плата была дешёвой и подходила его нынешнему статусу.

— Мастер хочет, чтобы я нашёл этого человека, — сказал Шэнь Цзэчуань, держа в руках договор о продаже. — Кто же это такой?

— Дядя не говорил, — ответила Гэ Цинцин, оглядываясь по сторонам. — Он только сказал, что учитель тоже согласился, и этот человек будет заботиться о вашем быте.

После переезда из Тюрьмы Сигуаиси Шэнь Цзэчуань не мог легко общаться с Цзи Хуэйлянем. Он не хотел держать голубей, потому что это было слишком заметно, и Маньчжурская сипуха Сяо Цзицзюэй произвела на него сильное впечатление. Теперь он мог встречаться с Цзи Ганом только когда тот под видом слуги выходил за покупками, что было очень неудобно и не имело лучшего решения.

— Должно быть, на Восточном рынке, — сказал Шэнь Цзэчуань Гэ Цинцин. — Пойдём посмотрим.

Восточная улица Дунлун граничила с рекой Кайлинхэ и была местом развлечений. На востоке был рынок, где торговали «человеческим товаром». Те, кто продавал себя, чтобы похоронить отца, обычно выбирали это место, потому что обычные семьи выбирали слуг и служанков именно здесь.

Сяо Цзицзюэй держал в руках список слуг из дворца князя Чу и пришёл сюда, чтобы выяснить происхождение нескольких из них.

Он вышел из лавки и прошёл несколько шагов, когда увидел знакомую шею.

— Это же… — начал Чэнь Ян.

Сяо Цзицзюэй поднял руку, и Чэнь Ян замолчал.

Шэнь Цзэчуань спрятал договор о продаже и почувствовал холодок на затылке. Он обернулся и увидел, что Сяо Цзицзюэй уже стоит позади него.

— Ваша светлость, — сказал Шэнь Цзэчуань. — Почему вы стоите позади?

— Смотрю на тебя, — ответил Сяо Цзицзюэй, сунув список в карман, и неторопливо подошёл к Шэнь Цзэчуаню. — Пришёл сюда покупать слуг?

— Продаю себя, — шутливо ответил Шэнь Цзэчуань. — Где мне взять деньги на покупку людей?

— Дошёл до такого состояния, — сказал Сяо Цзицзюэй, оглядывая его. — Разве не говорили, что многие хотят заполучить тебя за большие деньги?

— Это дело вкуса, — ответил Шэнь Цзэчуань, продолжая идти. — Нужно, чтобы человек пришёлся по душе, прежде чем решить, брать его или нет.

Сяо Цзицзюэй знал, о ком идёт речь, и сказал:

— Трудно выбирать из таких людей.

— Не то что у второго господина, — сказал Шэнь Цзэчуань, бросив на него взгляд. — Следуя за князем Чу, вы немало повеселились.

— Завидуешь — приходи ко мне, — ответил Сяо Цзицзюэй.

Шэнь Цзэчуань тоже улыбнулся и сказал:

— Пока не дошло до такого.

Они уже почти дошли до конца улицы, и Шэнь Цзэчуань остановился.

— Тогда я не буду утруждать второго господина своим обществом и пойду, — сказал он.

— Не спеши, — ответил Сяо Цзицзюэй, оставаясь на месте. — На этой осенней охоте нам ещё предстоит помогать друг другу.

— Императорская стража и Императорская гвардия — это разные вещи, — сказал Шэнь Цзэчуань, глядя на него. — Чем я могу помочь?

— Не будь таким отстранённым, — ответил Сяо Цзицзюэй. — Я буду часто навещать тебя, и мы станем одной командой.

Шэнь Цзэчуань не ответил и ушёл, а Сяо Цзицзюэй остался на месте.

“Он пришёл сюда, чтобы найти кого-то.” Сяо Цзицзюэйй нежно поглаживал рукоять ножа большим пальцем. “Гэ Цинцин действительно Гэ Цинцин. Чэнь Ян.”

“Ты иди и проверь.” — сказал Сяо Цзицзюэйй. “Проверь родословную Гэ Цинцин до десятого колена.”

Шэнь Цзэчуань был занят поисками человека, а затем ему пришлось непрерывно дежурить, и у него не оставалось свободного времени. Накануне осенней охоты он наконец получил задание — сопровождать императорский кортеж в Южные охотничьи угодья.

Однажды, вернувшись домой после выполнения задания, Шэнь Цзэчуань ещё не успел открыть дверь, как понял, что внутри кто-то есть.

Фэн Цюань, закутанный в плащ, небрежно пил чай и сказал через дверь: “Не зайдёшь?”

Шэнь Цзэчуань открыл дверь. В комнате не было света, и бледное лицо Фэн Цюаня тонуло в полумраке, напоминая призрака.

Он поставил чай и сказал: “Я пришёл передать послание от Императрицы Хуа.”

Шэнь Цзэчуань снял грязный плащ и бросил его на вешалку, сказав: “Спасибо за беспокойство.”

“Да, конечно.” — Фэн Цюань злобно посмотрел на Шэнь Цзэчуаня и бросил ему что-то. “Если бы не важное дело, мне не пришлось бы приходить лично. Ты получил столько милостей от Императрицы, теперь пришло время отплатить. Если на этот раз охота не удастся, ты тоже погибнешь.”

Шэнь Цзэчуань поймал предмет — это была жемчужина, завёрнутая в ткань. Он слегка коснулся её кончиками пальцев, и на ткани проступил иероглиф “Лин”.

Чу.

Шэнь Цзэчуань перевёл взгляд обратно на Фэн Цюаня.

Фэн Цюань встал и подошёл к Шэнь Цзэчуаню, сказав: “Если ты справишься, Императрица сможет использовать тебя как собаку и оставить тебе жизнь. Но если ты не справишься, тебя не оставят в живых.”

“Много опытных людей.” — сказал Шэнь Цзэчуань. “Я сделаю всё, что в моих силах.”

Фэн Цюань долго смотрел на него с насмешкой, затем вышел, закутавшись в плащ, и растворился в ночи.

Шэнь Цзэчуань зажёг лампу и сжёг ткань у стола.

Огонь поглотил иероглиф “Лин”, превратив его в пепел.

Южные охотничьи угодья находились к юго-востоку от столицы Худу и занимали огромную территорию. В обычные дни половина продовольствия для дворца поставлялась отсюда. Восемь лагерей были мобилизованы наполовину и следовали за императорским кортежем.

Шэнь Цзэчуань ехал на слоне, слушая звук копыт, подобный грому. Он знал, чья это лошадь, даже не оборачиваясь. И действительно, в следующий момент он увидел, как маньчжурская сипуха пролетела над головой, схватила полевую мышь и снова взмыла в небо.

Сяо Цзицзюэйй и Ли Цзянхэнь вместе с группой столичных бездельников промчались мимо на лошадях, поднимая шум и пыль. Его лошадь, чёрная с белой грудью, была особенно заметна.

Сяо У, задрав голову, с завистью сказал: “Этот Сяо Цзицзюэйй и его птица, и его лошадь — всё просто великолепно!”

Шэнь Цзэчуань улыбнулся и сказал: “Всё дикое.”

Сяо У был ещё молод и не мог выносить скуки, поэтому всё время пытался разговаривать с Шэнь Цзэчуанем. Он сидел на лошади, ел сушёную сладкую картошку и с акцентом провинции Хуэйчжоу сказал: “Шэнь, ты знаешь, как зовут эту лошадь и птицу?”

Шэнь Цзэчуань с улыбкой ответил: “Это дикие животные, у них нет имён.”

Сяо У вытянулся и с выразительным лицом сказал: “Эта птица зовётся Мэн. Звучит зловеще, правда? А лошадь зовётся Лан Таосюэ Цзинь, и это звучит не так зловеще.”

Он произносил каждое слово с детской непосредственностью, вызывая смех у окружающих.

Ли Цзянхэнь, запыхавшись, обернулся и увидел это, сказав Сяо Цзицзюэйю: “Ах, каждый раз, когда я вижу его, я думаю, что ему следовало родиться девочкой.”

Сяо Цзицзюэйй обернулся на лошади и посмотрел на Ли Цзянхэня.

Ли Цзянхэнь поспешно сказал: “Я знаю, я знаю, я не настолько глуп.”

“Когда мы доберёмся до места,” — сказал Сяо Цзицзюэйй, “ты должен сообщать мне о своих передвижениях. Ночью не отходи от охраны, и ни одна из женщин, которых ты привёл, не должна войти в палатку.”

“Я не привёл женщин,” — возразил Ли Цзянхэнь, пытаясь скрыть правду.

Сяо Цзицзюэйй улыбнулся ему с лёгкой зловещестью.

Сзади Чэнь Ян догнал их на лошади и сказал: “Господин, всех женщин отправили обратно.”

Ли Цзянхэнь, разочарованный, кусал кончик языка и через некоторое время сказал: “Цэан, если честно, без женщин вся эта охота теряет смысл.”

“Смысл есть,” — сказал Сяо Цзицзюэйй. “Загорать на солнце интереснее, чем сидеть в палатке.”

Ли Цзянхэнь вздохнул и продолжил путь, уже без былого энтузиазма, опустив голову.

К тому времени уже стемнело.

Шэнь Цзэчуань не был новичком в таких делах, поэтому оставался на заднем плане, помогая с разными мелочами. Цяо Тянья тоже прибыл и пригласил всех членов Императорской стражи поесть мяса.

Он увидел миску в руках Шэнь Цзэчуаня и вдруг сказал: “Ты хорошо держишь алкоголь?”

Шэнь Цзэчуань ответил: “Одну миску могу.”

Цяо Тянья не стал спорить. Этот человек больше походил на бродягу, чем на члена Императорской стражи. Он резал мясо ножом и сказал: “Мы пришли на охоту, так что ешьте от души. Такое случается раз в год, и мы едим то, что обычно подают во дворце. Упустишь этот шанс — больше такого не будет.”

Он жевал мясо, говоря это.

“На задании нужно носить нож. Завтра вечером, когда придёт твоя очередь, используй нож Гэ Цинцин. Почему ты не взял его с собой? Разве тебя не научили парочке приёмов в слоновьем загоне?”

“Нож слишком тяжёлый,” — сказал Шэнь Цзэчуань, изображая слабость. “Я не могу носить его с собой постоянно.”

“Твоё тело,” — сказал Цяо Тянья, “неужели его сломал Сяо Цзицзюэйй? Жаль, он первоклассный бандит, и его не обманешь. Иначе один его удар мог бы разорить его.”

Окружающие члены Императорской стражи засмеялись.

Шэнь Цзэчуань слегка улыбнулся, пригубив вино и быстро оглядев всех вокруг.

Все были вооружены.

Через несколько палаток Сяо Цзицзюэйй и Ли Цзянхэньг всё ещё пили вино и играли в кости.