Дыхание Лань Ванцзи было беспорядочным и быстрым.

Его голос был низким и глубоким, и три простых слова без каких-либо замысловатых слов двигались в ушах и сердце Вэй Усяня.

«…Я тоже!»

Руки Вэй Усяня на его спине сжались, почти заставив его затаить дыхание.

В прихожей раздался топот быстрых шагов, и Цзинь Гуанъяо, который с тревогой наблюдал сзади, вернулся с несколькими монахами.

Двое монахов, один слева, а другой справа, боролись с сильным ветром и приложили все усилия, чтобы закрыть дверь храма и плотно запереть ее.

Цзинь Гуанъяо достал огненный талисман и осторожно подул на него. Талисманная бумага загорелась, и он снова зажег ею красную свечу.

Слабое желтое пламя стало единственным светом в одиноком храме под дождем.

Внезапно снаружи раздались два резких стука.

Кто-то постучал в дверь.

Все в храме оживились и выглянули наружу. Двое монахов, которые закрывали дверь, молча вытащили мечи, как будто столкнулись с великим врагом.

Цзинь Гуанъяо спокойно сказал: «Кто это?»

Человек за дверью сказал: «Учитель, это я!»

Когда Вэй Усянь услышал этот голос, его аппетит пропал.

Это был Су Шэ.

Цзинь Гуанъяо сказал: «Войдите».

Два монаха получили приказ и потянули засов, и Су Шэ вошел с порывом ветра и дождя. Слабый красный свет свечи был почти затронут ветром и дождем, мерцая и неустойчивый.

Двое монахов немедленно толкнули дверь.

Су Шэ промок под ливнем, его лицо было холодным, губы были фиолетовыми от холода, в правой руке он держал меч, а в левой — человека.

Войдя в дверь, как раз в тот момент, когда он собирался бросить человека, он увидел Вэй Усяня и Лань Ванцзи, сидящих на двух подушках сбоку.

Когда Цзинь Гуанъяо вышел, чтобы зажечь свечи, Вэй Усянь и Лань Ванцзи слегка разошлись.

Казалось, они сидели прямо, но все еще были близко друг к другу.

Су Шэ только что понес большую потерю из-за этих двух людей, и его лицо сразу изменилось. Он тут же посмотрел на Цзинь Гуанъяо и увидел, что тот выглядит так, будто ничего не произошло.

Он знал, что эти двое, должно быть, находились под их контролем в этот момент, поэтому он сдержал свое странное выражение и успокоился. <,>,

Цзинь Гуанъяо сказал: «В чем дело? Я должен был сказать никому не причинять вреда».

Су Шэ сказал: «Нет. Он упал в обморок от страха». Затем он бросил человека, которого держал в руке, на землю.

Цзинь Гуанъяо сказал: «Уберите человека».

Су Шэ поспешно сказал: «Да».

Затем он поднял человека, которого только что бросил, и положил его на футон рядом с собой. Лань Сичэнь пристально смотрел на этого человека.

В это время его положили рядом с ним. Он откинул спутанные волосы на лице и увидел, что тот, кто упал в обморок от страха, действительно был Не Хуайсаном.

Должно быть, его остановил и схватил Су Шэ по пути обратно в Цинхэ после выздоровления в Лотосовой пирсе.

Он поднял глаза и спросил: «Зачем ты схватил Хуайсана?»

Цзинь Гуанъяо сказал: «Наличие еще одного главы семьи всегда делает других более напуганными. Но, пожалуйста, будь уверен, второй брат, ты знаешь, как я обращался с Хуайсаном в прошлом. Когда придет время, я отпущу тебя невредимым».

Лань Сичэнь спокойно сказал: «Должен ли я верить тебе?»

Цзинь Гуанъяо сказал: «Тебе решать. Веришь или нет, но ты ничего не можешь с этим поделать, второй брат».

Вэй Усянь понял.

После всей этой суеты Цзинь Гуанъяо не пытался устроить большой заговор. Он готовился к побегу.

Запястье Лянь Фанцзуня известно своей мягкостью и гибкостью, и оно скорее согнется, чем сломается. Оно будет мягким, но никогда не твердым.

Большая могила не стала причиной неприятностей. Зная, что инцидент был раскрыт и вызвал общественное возмущение, последствия были серьезными, он просто приготовился уйти.

Хотя это звучит довольно смущающе, на самом деле это разумный выбор.

Запястье Лянь Фанцзуня известно своей мягкостью и гибкостью, и оно скорее согнется, чем сломается. Оно будет мягким, но никогда не твердым.

Для клана Ланьлин Цзинь было нормально сокрушить одну, две, три или четыре семьи силой, но если все семьи, большие и маленькие, объединятся, чтобы напасть на него, это будет лишь вопросом времени, прежде чем они повторят ошибки клана Цишань Вэнь.

<,>Более того, Вэй Усянь знал, что не пройдет много времени, как Цзинь Гуанъяо станет таким же, как он тогда, прибитым к столбу позора и избиваемым снова и снова каждый день, и тогда все в мире выступят против него.

Вместо того, чтобы откладывать до тех пор, лучше эвакуироваться сейчас, избежать всеобщего внимания, сохранить силы и, возможно, иметь шанс вернуться и совершить возмездие в будущем.

Если бы дефектный талисман Иньху в руке Цзинь Гуанъяо можно было бы использовать снова, возможно, он бы дал отпор.

Однако, поскольку Цзинь Гуанъяо подготовил Тридцать шесть стратагем, либо восстановленный Талисман Иньху снова сломался, либо количество использований было ограничено, либо Цзинь Гуанъяо получил некоторую ответную реакцию во время использования и понял, что эта вещь опасна и не должна быть использована неправильно.

После обдумывания всего этого у Вэй Усяня в голове появились некоторые идеи и соображения.

В это время выбежал культиватор, который копал в глубине зала, опустился на колени и в панике сказал: «Мастер, мастер, я ничего не могу выкопать, ничего!»

Улыбка Цзинь Гуанъяо, которая почти всегда была на его лице, немного дрогнула, и он сказал: «Что ты имеешь в виду под «ничего»? Что значит «ничего»?»

Культиватор сказал: «Ничего значит… Мы почти перерыли указанное вами место, и мы вообще ничего не нашли…»

Лицо Цзинь Гуанъяо побледнело и посинело, что было крайне уродливо.

Несмотря на это, он не стал ругать подчиненных и мельком вернулся в холл.

Су Шэ перевел холодный взгляд на Вэй Усяня и Лань Ванцзи.

Он фыркнул и рассмеялся, сказав: «Хань Гуанцзюнь, Илинский Патриарх, не могу поверить, что мы встретились так скоро. Более того, ситуация полностью изменилась. Каково это, каково на вкус?»

Лань Ванцзи ничего не сказал.

Он никогда не обращал внимания на такие бессмысленные провокации.

Вэй Усянь подумал, в чем же перемена.

Ты сбежал в братской могиле, а теперь тоже бежишь?

Конечно, он не стал бы говорить этого, чтобы спровоцировать Су Шэ.

Но Су Шэ, вероятно, сдерживал это много лет, и он мог разговаривать сам с собой, не вызывая у кого-либо провокаций.

Он сказал с сарказмом: «В это время ты все еще притворяешься спокойным и собранным. Как долго ты собираешься это поддерживать?»

Лань Ванцзи молчал.

<,>Лань Сичэнь сказал: «Мастер Су, когда вы учились в моем клане Гусу Лань, мы не должны были плохо с вами обращаться. Почему вы так нацелились на Ванцзи?»

Су Ше сказал: «Как я смею нацеливаться на второго сына Лань, который был одарен с детства? Я просто не могу выносить, как он всегда думает, что он великий».

Вэй Усянь был просто озадачен.

Хотя это был не первый раз, когда он знал, что ненависть человека может быть беспричинной, он не мог не быть безмолвным из-за хрупкого и чувствительного сердца Су Ше.

Может быть, у Лань Ванцзи с юных лет было холодное лицо, из-за чего Су Ше чувствовал, что на него смотрят свысока, поэтому он нацелился на него везде?

Он подумал про себя: «Если это так, то Лань Чжань действительно погиб несправедливо. Когда он был ребенком, у него было такое лицо для всех. Даже когда он был со мной раньше, его выражение лица не сильно менялось. О нет, оно изменилось. Он был особенно противен и легко злился. Этот Су Шэ должен быть благодарен, что он не учится в клане Юньмэн Цзян, иначе, с его чувствительным маленьким умом, я бы давно его разозлил. Когда я был ребенком, я искренне чувствовал, что я был гением, потрясающим мир, каждый день. Это было действительно удивительно. И я не только чувствовал это в своем сердце, но и говорил это везде». Су Шэ ходил взад и вперед перед ними, презрительно ухмыляясь: «Ты всегда выглядишь таким высокомерным, но ты полагаешься на свое хорошее происхождение, превосходное происхождение и выдающееся семейное происхождение! Если бы это был я, с твоими врожденными данными, я бы определенно не был хуже тебя! Какие у тебя есть качества, чтобы быть высокомерным? Ты действительно думаешь, что ты такой благородный и честный?!» Его голос повысился, а лицо стало немного взволнованным.

Увидев этот взгляд, Вэй Усянь внезапно почувствовал себя немного знакомым.

Он внезапно вспомнил, что видел Су Шэ в том же месте.

Резня в пещере Сюаньу!

Он был учеником клана Гусу Лань, который стремился вытолкнуть Мяньмяня на смерть, чтобы спасти себя!

Су Шэ, должно быть, также вспомнил этот старый инцидент, который заставил его стыдиться и возмущаться. Когда он подошел к Лань Ванцзи, он внезапно выбросил ладонь и ударил его.

Лань Ванцзи собирался дать отпор, но Вэй Усянь, стоявший рядом с ним, первым ударил ладонью.

Су Шэ только что использовал талисман телепортации на братской могиле не так давно, что потребовало много духовной силы. Кроме того, он был измотан бегом под ночным дождем, чтобы перехватить и удержать Не Хуайсана в заложниках, поэтому сила этой ладони была не очень хорошей. Вэй Усянь принял ее в лоб. За исключением легкой заложенности в груди и легкого запаха крови в горле, он не чувствовал никакой потери. Ладонь Су Шэ врезала его в руки Лань Ванцзи, и у него все еще были силы, чтобы закричать: «Ты смеешь трогать моих людей!»

Лань Ванцзи изначально собирался проверить его с немного нервным выражением лица, но был ошеломлен ревом «моих людей».

Лицо Су Шэ дернулось, он не знал, что сказать. Через некоторое время он скривил рот и сказал: «…твоих… людей?»

Вэй Усянь снова сел и собирался повторить ему это еще раз, но Лань Сичэнь с другой стороны не смог сдержаться и сказал без особой надежды: «…молодой мастер Вэй!»

Вэй Усянь поспешно сказал: «Ладно, ладно, глава ордена Лань, тогда я скажу по-другому. Я его человек».

Лоб Су Шэ вздулся от вен, и он закричал: «Хватит! Что твое, мое и его!»

Вэй Усянь тут же сказал: «Ладно. Вот что ты сказал, хватит. Ты уже ударил меня, теперь тебе следует успокоиться, иди назад и помоги главе секты Цзинь копать землю. Больше нас не трогай. Лянь Фанцзунь все еще уважает Цзэу Цзюня. Если ты причинишь боль Хань Гуанцзюню, угадай, будет ли Лянь Фанцзунь счастлив?»

Он попал в точку, и Су Шэ напомнил ему об этом, и внезапно вспомнил, что произошло, и хотел остановиться.

Но он не хотел сдаваться и хотел сделать еще несколько саркастических замечаний: «Я не ожидал, что Илинский патриарх, которого, как говорят, боятся и секты Инь, и секты Ян, также будет бояться смерти, ха!» Вэй Усянь сказал: «Ладно, ладно. Однако я не боюсь смерти, просто пока не хочу умирать». Хотя он считал, что придираться скучно, Су Шэ все равно усмехнулся: «Есть ли разница между страхом смерти и нежеланием умирать?» Вэй Усянь терпеливо сказал: «Разница, конечно, есть. Например, я сейчас не хочу вставать с Лань Чжаня, и я боюсь вставать с Лань Чжаня, может ли это быть одним и тем же?»

Лицо Су Шэ позеленело. В это время сверху Вэй Усяня внезапно раздался легкий смех.

Он был таким легким, что почти заставил людей заподозрить, что они ослышались.

Но Вэй Усянь внезапно поднял голову и увидел слабую улыбку, которая еще не рассеялась, словно свет солнца, отражающийся от снега, в уголке рта Лань Ванцзи.

На этот раз не только Су Шэ, но и Лань Сичэнь с Цзинь Линем были ошеломлены.

Как мы все знаем, у Хань Гуанцзюня всегда холодное, серьезное и, казалось бы, скучное лицо. Почти никто никогда не видел его улыбающимся, даже если это всего лишь легкий изгиб уголков его рта.

Никто не ожидал увидеть его улыбку в такой сцене.

Глаза Вэй Усяня широко распахнулись и округлились в одно мгновение.

Через некоторое время он сглотнул, его кадык поднялся и опустился, и сказал: «Лань Чжань, ты…»

В этот момент раздался еще один стук за дверью храма Гуаньинь!

Это уже второй раз, когда кто-то постучал в эту дверь за эту ночь.

Су Шэ вытащил свой меч Наньпин, зажал его в руке и настороженно спросил: «Кто?!»

Долгое время царила тишина, и никто не отвечал.

Как раз в тот момент, когда все в храме собирались подумать, что стук в дверь был всего лишь иллюзией в дождливую ночь, дверь внезапно развалилась на куски!

В прорвавшемся сквозь дверь ветре и дожде фиолетовая молния с духовным светом ударила прямо в грудь Су Шэ и отбросила его назад.

«»,»/,»/»/»