Глава 575. Кэ Цзюсы!!

В тот момент, когда Мэн Хао ступил на последнюю ступень, он оказался на вершине Четвёртого Пика. Издали гора казалась острой, но, стоя здесь, он понял, что поверхность была ровной, словно огромная площадь. По краям площади располагались девять огромных треножников, покрытых сетью трещин. В самом центре стоял деревянный саркофаг без крышки, украшенный не символами, а резьбой, полной древности и времени. На ней изображались благодатные облака, священные звери, горы и реки, лазурное небо и звёздные просторы.

С первого взгляда всё казалось сложным, но при втором — в этой сложности угадывалась простота. Неопределённое чувство, противоречивое, но гармоничное.

Мэн Хао приблизился к саркофагу и, остановившись на его краю, увидел внутри лишь пустоту: ни тела, ни останков, ничего. Здесь не было даже следа присутствия.

До открытия Второй Области оставалось менее восьмидесяти вдохов. Мэн Хао стоял у саркофага, глядя в пустоту, и в его сердце поднимался лёгкий вздох. Было бы невозможно не разочароваться: он отказался от предложенного Фан Юем тела внутреннего ученика, упорствуя в своём решении, но жестокая реальность заставила его сейчас испытывать сложные чувства.

Молча, Мэн Хао поднял голову и посмотрел вниз. Оставалось всего семьдесят с лишним вдохов, и он не успеет найти ни одного тела. К тому же, поднимаясь сюда, он заметил, что начиная с середины горы, не осталось ни единого следа костей.

С высоты он мог обозревать весь Четвёртый Пик, усеянный запретными зонами. Эти зоны были настолько плотными, что покрывали всю гору, и даже за её пределами, казалось, существовала некая преграда, не позволяющая никому ступить внутрь.

Глядя на эти густые запретные зоны, Мэн Хао почувствовал лёгкое головокружение. «Как я вообще смог подняться сюда?» — внезапно подумал он. В горах он не обращал на это внимания, но, казалось, ему потребовалось всего два часа, чтобы подняться с подножия на вершину.

Но теперь, стоя здесь, он понял: Четвёртый Пик — это запретная зона!

Он не знал, какое невероятное везение потребовалось, чтобы пройти так легко, не активировав ни одного запрета.

«Если только кто-то хотел, чтобы я оказался здесь…» — глаза Мэн Хао на мгновение блеснули. Оставалось тридцать вдохов. Он повернулся и перевёл взгляд с Четвёртого Пика на ворота Первого Пика вдали.

Стоя здесь, он вспомнил место, где видел фигуру во время своего пробуждения. Ветер подхватил его волосы и одежду, развевая их.

Когда оставалось всего десять вдохов, глаза Мэн Хао наполнились решимостью.

«Раз уж ты позволил мне увидеть себя, а затем… ещё и дал возможность без помех взойти на эту гору, то, возможно, уже не столь важно, кто ты на самом деле,» — произнёс Мэн Хао, повернувшись. Когда до конца оставалось всего пять вздохов, он шагнул внутрь гроба, глубоко вдохнул, спокойно лёг и закрыл глаза.

Три вздоха… два… один…

Грохот!

Всё лазурное небо над древним кланом Яо Сянь внезапно сотрясло оглушительное эхо, превосходящее гром. Оно раскатисто прокатилось по всему миру, и в тот же миг от небес разошлась волна, стремительно накрывшая всю запретную зону клана. Внутри этой волны все последователи Яо Сянь, кроме Мэн Хао, нашли свои пристанища. Их тела, закрыв глаза, начали излучать свет, и их плоть стала постепенно сливаться с костями, пока полностью не растворилась в этом сиянии.

Мэн Хао же, с закрытыми глазами, потерял сознание, едва грохот с небес достиг его. Когда свет, наполнивший древний мир Яо Сянь, коснулся его, никакого слияния, как у остальных, не произошло.

И в этот миг, на вершине четвёртого пика, там, где Мэн Хао стоял ранее, глядя в сторону первого пика, там, где он впервые очнулся, пробудившись в древнем клане Яо Сянь, неожиданно возникла фигура в белом одеянии с распущенными волосами.

Его волосы были в беспорядке, а белое одеяние испещрено пятнами крови. Лицо, скрытое за прядями волос, было невозможно разглядеть, но по силуэту можно было понять, что это мужчина.

Ветер подул, приподняв его волосы, обнажив глаза, в которых читались усталость, растерянность и глубокое сожаление. От него исходила аура тления, словно он был неразрывно связан с этим древним миром Яо Сянь, сливаясь с ним в единое целое.

«Ночь… позволь ему войти,» — произнёс белый мужчина, глядя вдаль на пятый пик, и в его голосе звучала ностальгия.

В тот же миг, когда его слова разнеслись по древнему миру Яо Сянь, земля внезапно дрогнула.

«Это нарушает правила,» — раздался глухой, сонный голос, словно бормотание во сне, эхом прокатившееся по небу и земле.

«Он — единственный, кто увидел меня за все эти годы. Возможно, это предопределённая судьба. Пусть он… вернётся в прошлое за меня, передаст ему, старцу… те слова, которые я не смог сказать тогда,» — голос белого мужчины был хриплым, а в его глазах, несмотря на мягкость, таилась глубокая тоска, погружённая в века и неспособная найти выхода.

«Эти слова я хранил в сердце уже девяносто тысяч лет,» — тихо произнёс он.

«У него нет статуса,» — мир, казалось, замер, и лишь спустя долгое время глухой голос снова зазвучал, неся в себе оттенок колебания.

«Дай ему мой статус,» — тихо сказал белый мужчина.

Мир снова погрузился в молчание.

«Время… навсегда застыло в том году…» Мужчина в белых одеждах закрыл глаза, скрывая боль в своём взгляде, но не смог скрыть печаль и тоску в душе. Грохот! Свет, наполняющий весь мир, внезапно собрал себя со всех восьми направлений и в одно мгновение обрушился на Мэн Хао, чьё тело постепенно становилось прозрачным, а затем начало исчезать. Через мгновение, после ещё одного раската грома, превосходящего громовые удары, тело Мэн Хао полностью растворилось.

В тот же миг мягкий свет окутал весь древний клан Яосянь, словно создавая внутри него новый мир — мир из далёкой древности, сохранённый в памяти.

Исчезновение Мэн Хао было совсем не похоже на прибытие других людей из Южных Небесных Земель. Другие лишь сливались с чужими телами, тогда как Мэн Хао… вошёл в этот мир своим настоящим телом.

Другие лишь занимали чужие идентичности, тогда как Мэн Хао… не занимал, а обрёл её. Разница между занятием и обретением была колоссальной.

Когда весь древний клан Яосянь был окутан светом, мужчина в белом всё ещё стоял там, спиной к Первому Пику. В его глазах постепенно проявился расплывчатый, но знакомый старый облик, с доброй улыбкой, взирающей на него.

Тот взгляд, казалось, мог вместить всё, что с ним происходило, все его ошибки и заблуждения, как будто всегда следил за ним, молча исправляя всё, что он делал не так.

В тот день я снова совершил ошибку, но вместо упрека вы просто отвернулись.

В тот день я буйствовал, обижал и унижал других, не замечая морщин у ваших глаз и разочарования в вашем взгляде.

В тот день я отдал сокровище клана ради женщины, не замечая, как вы, полные гордости, склоняетесь перед кланом.

В тот день я хвастался своим мечом и статусом, не замечая, как ваши волосы за одну ночь поседели.

До того дня, когда я увидел, как ваше тело, превратившееся в прах, разлетелось по ветру. Я плакал, моё сердце разрывалось на части, мир рушился, небеса исчезали, мой отец… вы ушли.

Глядя на ваше доброе, состарившееся лицо, на ваши любящие глаза, я понял, что все эти годы, что бы я ни совершал, вы всегда были рядом, скрывая меня за своей спиной. В тот миг… я понял, что всегда был должен вам одно обещание, одно слово.

Этого слова я ждал девяносто тысяч лет.

…

Небо древности было лазурным. Мэн Хао открыл глаза и увидел лазурное небо, по которому летели журавли, а мифические звери кружили вокруг. Со всех восьми направлений доносились звуки кипящей жизни.

Он увидел бесчисленные столпы света, взмывающие в небо, и весь мир, наполненный разноцветными огнями.

Радуги пронзали небеса, а фигуры людей оставляли за собой следы в пространстве.

Вдали виднелись зелёные горы, полные жизненной силы. Мэн Хао услышал древний голос, разносившийся по всем восьми направлениям мира.

“Я расскажу вам легенду лишь раз за десять тысяч лет. На этот раз я поведаю вам о настоящем духе по имени Ночь. Когда он закрывает глаза, мир становится его сном. Когда он открывает их, сон пробуждается, и небеса с землёй окутывает лазурная мгла…”

Этот древний, полный пережитых эпох голос постепенно слабел, словно шептал на ухо, но в то же время отзывался эхом по всему миру.

“Жизнь подобна сну — невозможно отличить реальность от иллюзии. В твоих снах живут другие люди, а в их мирах, возможно, существует и ты из их снов. Или, быть может, наша жизнь — это невидимый пузырь, который в любой момент может лопнуть, и мы проснёмся. Кто живёт в твоих снах, а в чьих снах живёшь ты?.. Это неразрешимая загадка…”

“Старший брат?” — в ушах Мен Хао прозвучал женский голос.

“Старший брат!” — голос звучал всё настойчивее, с нотками удивления и тревоги.

Тело Мен Хао внезапно содрогнулось, будто его душа вернулась извне и стремительно слилась с телом. В голове, словно разорвавшаяся ткань, пронзительная боль пронзила его сознание, и мир перед глазами на мгновение раздвоился.

Его дыхание участилось, но через несколько мгновений всё прошло. Небо по-прежнему было лазурным, мир вновь предстал перед Мен Хао.

Перед ним стояла женщина в розовом длинном платье, широко раскрыв глаза, полные недоумения и раздражения. Она смотрела на Мен Хао с явным недовольством.

Мен Хао опустил взгляд на себя: он был одет в белое одеяние, длинные волосы ниспадали на плечи, а сам он сидел со скрещёнными ногами на вершине горы, словно на алтаре. Вокруг него стояли девять огромных треножников, из которых поднимался лёгкий зеленоватый дым, медленно устремляющийся ввысь.

Это была Четвёртая Вершина — самая высокая точка горы!

Сознание Мен Хао содрогнулось. Несмотря на пронзительную головную боль, его глаза сияли ясностью. Он понял: он достиг второго уровня понимания. Но ещё более потрясшим его стало осознание того, что он не потерял сознание, как предсказывал Фан Юй.

И в этот момент в его голове прозвучал громкий удар. Его личность, его сущность внезапно прояснилась в его уме с кристальной чёткостью.

“Один из семи прямых учеников секты Яо Сянь… Четвёртая Вершина… Кэ Цзюсы!”