**Глава 2. Борьба с зимней нуждой (начало)**

Осенью 1969 года война за освобождение вьетнамского народа от империалистической агрессии США бушевала в полном разгаре. В это время я, как один из множества образованных молодых людей, отправленных на перевоспитание в деревню, был направлен комитетом по делам молодежи в горные районы Большого Хингана. Мы получили высшую директиву: «Образованная молодежь должна отправиться в деревни, сражаться с ветрами и снегами, закалять революционный дух, бороться с природой и ковать железную волю.»

Незаметно прошло несколько месяцев. Первоначальное волнение и любопытство, которые я испытывал, приехав в горы, давно исчезли, уступив место монотонной повседневности. Моя деревня, где я обосновался, была крошечной — всего несколько десятков домов, окруженных сотнями километров нетронутого леса, где не ступала нога человека.

Жители деревни жили тем, что давала гора. Кроме нескольких гектаров земли, которые они обрабатывали для выращивания основных продуктов, остальная еда добывалась в лесу: олень, косуля, дикий заяц, фазан, а также грибы и древесные ушки — все это было вкусным и сытным. Проблем с едой не было.

Но той зимой снег выпал неожиданно рано. Северо-западный ветер резко усилился, и погода резко похолодала. Скоро большие снега закроют все горные дороги, а жители деревни еще не успели запастись едой на зиму. Обычно осенью, когда дикие животные откормлены, местные охотники запасаются мясом, сушат и коптят его, чтобы пережить долгую и суровую зиму Большого Хингана.

Этот год выдался аномальным — снег пошел уже в середине осени, а за ним сразу же налетел северо-западный ветер. Охотники растерялись, спешно схватили ружья, взяли собак и ринулись в лес «бороться с зимней нуждой», соревнуясь со временем и природой, отчаянно охотясь на лис и зайцев. Если опоздать, в горах начнется зимняя метель, и тогда уже ничего не удастся поймать. Вся деревня рисковала столкнуться с ужасным голодом.

Мой товарищ по команде, Толстяк, последнее время скучал так, что готов был на все, лишь бы развлечься. Увидев, как охотники группами уходят в лес, он сразу загорелся идеей и, потирая руки, предложил мне присоединиться к ним и отправиться на охоту за медведями.

Мой пыл к охоте в горах, особенно к такому тонкому и хитроумному делу, как ловля лисиц силками, ничуть не уступал пылкости Толстяка. Однако редко выдавалась возможность взять ружьё, собак и отправиться наслаждаться охотой в полной мере. Я прекрасно понимал, что в этот раз староста не позволит нам участвовать. Во-первых, мы, несколько городских парней, за полгода пребывания в горах успели натворить немало дел, из-за чего старый староста взорвался и запретил нам продолжать свои проделки. Последние поручения, которые он нам давал, сводились к тому, чтобы тесать могильные плиты или сторожить лесопилку — скучные и утомительные обязанности. Во-вторых, зимняя охота была важным делом для всей деревни, требующим слаженности и опыта, а мы, городские неопытные парни, могли только всё испортить. Если бы из-за нас что-то пошло не так, всем пришлось бы голодать всю зиму, и никто не хотел брать на себя такую ответственность или рисковать.

Мы с тоской наблюдали, как из каждой семьи отбирали самых крепких охотников, формируя «боевой отряд по борьбе с зимней бедой». Они, окружённые сворой собак, торжественно отправлялись в горы, прокладывая путь по снегу к передовым позициям охоты. Моё сердце горело от нетерпения и досады. Хотя я понимал, что шансов почти нет, я всё же лелеял слабую надежду и снова отправился к старосте, пытаясь договориться — хотя бы поручить нам какую-нибудь вспомогательную работу. Оставаться в деревне было невыносимо — скука могла свести с ума.

Толстяк тоже пытался убедить старосту, цитируя указания Председателя Мао: «Мы все пришли из разных уголков страны, но собрались вместе ради общей цели. От имени нас пятерых городских парней я искренне прошу вас — позвольте нам присоединиться к этой революционной борьбе с зимней бедой…»

Староста не дал Толстяку договорить и прервал его другой цитатой Председателя Мао: «Не морочьте мне голову! Какую чепуху вы несёте? Председатель Мао ещё и говорили… Ах да! Он подчёркивал необходимость борьбы с либерализмом и подчинения организационным указаниям. Вот и сейчас: все мужчины из деревни ушли на охоту, остались только женщины, дети, старики и больные. Посмотрите, какой снег идёт — если голодный медведь, не успевший нагулять жир на зиму, забредёт сюда, это будет проблема. Так что вот что я решил: половина из вас, ребята, останется охранять деревню. Ты, Восьмое марта, и ты, Толстяк, пойдёте с Ласточкой сторожить лесопилку, смените там деда Коляна. И запомните: пока меня нет, никаких безобразий, понял?»

Я понял, что мои опасения оправдались — в этом вопросе не было места для компромиссов. Раз уж дело дошло до этого, мне оставалось только смириться. Втайне я уже прикидывал, как бы в окрестностях лесопилки найти возможность поохотиться на лисиц — это было бы куда интереснее, чем заниматься идеологической работой в деревне. Попрощавшись с остальными тремя городскими товарищами, я накинул на плечо свой тюк, и вместе с Толстяком под руководством Ласточки мы отправились в лесопилку у подножия горы Туаньшань, чтобы сторожить древесину.

В глухой деревушке несколько семей стали пристанищем для городской молодёжи, приехавшей на освоение новых земель. Молодые ребята жили у местных, а трапезничали поочерёдно в разных домах, довольствуясь тем, что есть. Девушка по имени Ласточка стала нашей с Толстяком хозяйкой. Она была не только искусной охотницей, но и нашей проводницей в лесном хозяйстве, куда нас направил секретарь партийной организации, опасаясь нападений диких зверей.

Хотя Ласточка лишилась возможности охотиться в горах, она не роптала. Городская молодёжь знала гораздо больше, чем местные жители, особенно такие, как мы с Толстяком — эрудированные и красноречивые. Общаясь с нами, она узнавала о мире за пределами этих гор, которые никогда не покидала. И вот, перекинув через плечо ружьё и захватив необходимые вещи, она отправилась с нами в путь.

Дорога от деревушки до лесного хозяйства пролегала через горный хребет и два ущелья, и была долгой. По пути северный ветер выл не переставая, поднимая с земли и верхушек деревьев снежную пыль, которая кружила в воздухе. Даже днём небо было серым, и невозможно было понять, шёл ли снег всё это время. Я натянул соболиную шапку до бровей, но ветер всё равно пробирался сквозь неё, постепенно замораживая голову.

Ласточка рассказывала, что такая погода — ещё цветы. В глубокой зиме снег в лесу накапливается до пояса, и идти по нему — настоящее испытание. Каждый шаг даётся с трудом, и вскоре человек покрывается потом, но останавливаться нельзя. Стоит только перевести дух, как ледяной ветер превращает пот в ледяную корку. Те, кто не бывал в этих горах зимой, не могут представить себе ужас «белой метели» — леденящего ветра, несущего снег. Этот серебристый вихрь острее ледяного ножа и не щадит никого. Поэтому местные охотники заранее запасают еду и, когда наступают лютые морозы, предпочитают оставаться дома, греясь на печи.

Дорога до лесного хозяйства заняла почти целый день. Лесное хозяйство граничило с «Туаншаньцзы» — местом, где водились человекообразные медведи. Река, протекающая через этот лесной массив, отделяла горы от леса. Густая растительность на Туаншаньцзы обеспечивала медведей пищей, и они редко переходили реку, вторгаясь в лес. Охотники тоже избегали конфликтов с этими свирепыми хозяевами гор — человекообразными медведями.