**Глава 88. Священное дерево Циньлина**

Мастер Лян тут же отложил еду и кратко рассказал нам о двоих этих людях.

Два хозяина из Гуандуна: одного звали Ван Ци, а другого — Ли Пипа. Оба они были родом из Фошаня и пользовались большим авторитетом в местных кругах антикваров. О прошлом Ли Пипы мы уже знали: его предки были «железноголовыми храбрецами», а состояние семьи основывалось на половине древней книги, содержащей описания множества древних захоронений. Я узнал об этом, потому что когда-то вместе со Старым Янцем подслушал их разговор, хотя всё, что он говорил, было лишь его субъективной точкой зрения, с долей преувеличения, и мы не могли знать, что из этого правда. Теперь, слушая рассказ мастера Ляна, всё звучало куда убедительнее и достовернее.

Родословная Ван Ци не была столь блистательной, как у Ли Пипы, но зато она была более реальной. Его предки занимались профессией, известной как «чаофэн». Кто такие чаофэны? Это работники ломбардов, сидящие на высоких прилавках и за считанные минуты определяющие подлинность и ценность вещей. Те, кто занимался оценкой особо ценных предметов и вел административные дела, назывались «большими чаофэнами». Большой чаофэн крупного ломбарда — это человек, который за свою жизнь видел больше сокровищ, чем кто-либо другой: какие только диковинные вещи ему не попадались. Предок Ван Ци, Ван Сяньчу, был известным большим чаофэном. В старости он написал записки под названием **»Записки о странных сокровищах из Гуюйчжая»**, которые стали поистине уникальной книгой. В ней он описал все необычные предметы, с которыми сталкивался в жизни, подробно записывая истории их владельцев, свои выводы и оценки. Эта книга обладает огромной справочной ценностью для археологов.

Сам Ван Ци не был образованным человеком, но обладал феноменальной памятью. **»Записки о странных сокровищах из Гуюйчжая»** он перечитал множество раз и, сам того не замечая, запомнил всё наизусть. Однажды на уличной выставке он увидел белого нефритового льва, который был удивительно похож на описанный в книге «тайный ящик». Не долго думая, Ван Ци прямо на глазах у всех опустил льва в чай, как было описано в **»Записках…»**. Вскоре лев сам раскрыл пасть и выплюнул золотой лист. С тех пор слава Ван Ци разнеслась повсюду, и его успех стал неудержим.

Когда именно эти двое сошлись вместе, мастер Лян сказать не мог, но ходили слухи, что причиной стала женщина. У богачей всегда хватает любовных интриг, и им, слугам, не подобает в это вмешиваться.

— Почему на этот раз они решили приехать сюда лично? — спросил я мастера Ляна. — Ведь они привыкли к роскоши, как они смогли вынести такие лишения?

Старый Янц флегматично ответил:

— Да что тут непонятного? Это называется «деньги жгут мозг». Когда их слишком много, люди забывают, кто они такие, и начинают искать смысл жизни. Бывает, что у человека горы золота, а он идёт нищенствовать — ничего удивительного.

Холодный мастер хмыкнул и сказал:

— Сначала я тоже так думал, но потом понял, что дело не в этом. На этот раз они оба были необычайно решительны. По моим подсчётам, здесь, возможно, скрыта какая-то тайна. Думаю, это связано с теми «огромными выгодами», о которых говорил этот парень.

Услышав, как Холодный мастер заговорил об этом, я воспользовался моментом и спросил Старого Зуда:

— Ладно, раз уж дело дошло до этого, скажи мне наконец, что там в этой гробнице? Какая такая огромная выгода, о которой ты всё время говоришь?

Старый Зуд ответил мне:

— Честно, я не могу тебе сказать. Если я скажу, ты, даже спустившись к самому входу, развернёшься и уйдёшь. Но поверь мне, это точно будет на пользу тебе. Просто доверься мне в этот раз.

Я подумал: почему его слова звучат так неубедительно? Как будто эта «огромная выгода» — то, чего я должен избегать любой ценой. Это всё равно что сказать, будто лёд горячий.

Раз Старый Зуд упорно отказывался говорить, я не стал настаивать. Мы позавтракали, собрали несколько веток, валявшихся на галечном пляже, обмотали их одеждой, полили самогоном и подожгли, получив таким образом факел. У нас была только одна бутылка самогона, поэтому факел получился всего один.

Эти ветки принесло течением с верховьев реки, и они как раз пригодились нам. Я надел рюкзак, снял с себя одежду и обвязал её вокруг пояса, крепко завязал шнурки на ботинках. Когда все трое подготовились, мы начали медленно спускаться вниз.

Ирония заключалась в том, что из нас троих я, вероятно, был самым физически подготовленным, поэтому факел держал я. Ещё недавно в дворце князя Лу я был лишь обузой, а теперь на мне лежала такая ответственность — сам не понимал, как так получилось.

Хотя я и не знал, что сказать по поводу сложившейся ситуации, но мы медленно, шаг за шагом, спускали свои тела по скале, продвигаясь к тёмному, как смола, дну пещеры.

Спуск был нелёгким: несколько раз я едва не сорвался с обрыва. Однако, как и говорил Старый Зуд, хотя склон был крутым, взбираться по нему было не так уж сложно. Главное — не терять самообладания и быть осторожным. Даже девочка-подросток смогла бы спуститься, просто потратив на это больше времени.

Когда мы спустились примерно наполовину, ноги Холодного мастера уже дрожали так, что он, похоже, не был привычен к таким физическим нагрузкам. Видя, что он едва держится, я сказал ему:

— Если не справляешься, поднимись обратно и жди нас. Мы скоро вернёмся, и твоя доля никуда не денется.

Но он наотрез отказался, вероятно, боясь, что мы не вернёмся, и настаивал на том, чтобы идти вместе с нами. Чтобы угодить ему, нам приходилось то и дело останавливаться. В итоге на спуск ушло времени не меньше, чем на выкуривание половины пачки сигарет, прежде чем мои ноги наконец коснулись давно забытой твёрдой земли.

С земли эти гроба выглядели не так внушительно, как сверху, но и это зрелище никак не назвать приятным. Гробы были сколочены из грубых досок, слегка напоминая китайские гроба с их характерной формой — один конец шире другого, — но сильно уступали им в качестве. Многолетнее пребывание в сыром и темном гроте, куда никогда не проникал солнечный свет, придало дереву оттенок заплесневелого черного, а воздух пропитался тяжелым запахом гнили.

Я помог Лян шие спуститься с обрыва, но он, спотыкнувшись, рухнул на один из гробов, проломив в нём прогнившую дырку. Я успел ухватить его, не дав провалиться внутрь. Он с трудом выпрямился, вытер пот со лба и, тяжело дыша, сказал:

— Прошу прощения за такое зрелище… С детства я слаб здоровьем, любой ветер меня с ног валит. С моим-то состоянием вряд ли стоит рассчитывать на повторное участие в таких «походах».

Я ответил ему:

— Ничего страшного. У каждого своё дело. Если бы все были как Индиана Джонс, нам бы пришлось голодать.

С этими словами я поднял факел повыше, чтобы осветить окрестности и понять, куда нам двигаться дальше.

Между гробами пролегала узкая тропинка, ведущая вперед, но свет факела освещал лишь десяток метров вокруг. Наверху, с обрыва, мы видели, что эта дорожка ведет прямиком к ровной площадке, так что, скорее всего, если идти прямо, мы выйдем куда нужно. Однако здесь было настолько зловонно, что я начал опасаться отравления, если задержимся надолго. Я сразу же скомандовал двигаться вперед.

Лян шие был совершенно обессилен. Увидев, что я уже готов трогаться, он поспешно ухватился за меня и сказал:

— Нет… не могу. Я действительно не в силах идти дальше. Дай мне хотя бы немного передохнуть здесь и разобраться, действительно ли это катакомбное погребение. Мне кажется, здесь что-то не так.

Я прислушался к его словам и обернулся к гробу, на который он оперся. Мы вместе заглянули в проломленную им дыру, но свет факела рассеивался, и внутри почти ничего не было видно. Я спросил:

— Честно говоря, не вижу ничего странного. Когда я читал про катакомбные погребения в интернете, гроба на фотографиях выглядели примерно так же. Что именно тебя смущает?

Он ответил:

— Гробы, может, и похожи на катакомбные, но ты знаешь только половину. Видишь, вокруг гробов нет деревянных подставок? У народа мяо гроба всегда устанавливаются на крестообразные опоры, причем форма опор различается для мужчин и женщин. А здесь они сложены как грузовые контейнеры — это нелогично.

Я не совсем понял, к чему он клонит, и спросил, что же это может быть, если не катакомбное погребение.

Лян шие ответил:

— Сейчас и не разглядишь. Чтобы понять, что здесь происходит, нам нужно открыть один из гробов и посмотреть, что внутри.

Старик Ян расхохотался и сказал:

— Легко тебе говорить! Вскрытие гроба — дело тонкое, тут либо пустяк, либо большая беда. А если оттуда вылезет *цзунцзы*, а у нас с собой нет ни чёрного ослиного копыта, и ты, как известно, ни прыгать, ни скакать не способен. Мало ли что — все трое можем здесь и остаться. Да и в таких гробах точно нет погребальных предметов, толку их открывать?

Я разделял его опасения. Вскрывать гроб сейчас — лишнее. Главное — пробраться внутрь гробницы, а остальное можно отложить на потом, если представится случай. Если нет — и ладно, не обязательно во всём досконально разбираться. Я сказал Лян шие:

— Ладно, гроб трогать не будем. Отдыхать так отдыхать, а лишний раз лучше ничего не трогать. Старик Ян прав — у нас нет нужного снаряжения, да и не наше это место. Лучше не рисковать.

Лян шие, судя по всему, тоже наслышан о *цзунцзы*, поэтому только кивнул и пробормотал:

— Хорошо, послушаемся вас, братья. Отдохнём немного и двинемся дальше.

Я заметил, что факел быстро сгорает, и времени у нас остаётся мало. Если огонь погаснет здесь, в темноте, найти способ осветить путь будет почти невозможно. В худшем случае нам придётся ощупью пробираться между гробами. Поэтому я не стал затягивать с отдыхом, присел на корточки несколько раз и подгонял их в путь.

Мы двинулись по узкой тропинке вперёд. По обеим сторонам тянулись ряды гробов, а под ногами была земля — это меня удивило. Почва под ногами была мягкой, и я подумал, что, возможно, это смесь останков людей и сгнивших гробов. От этой мысли меня пробрала дрожь.

Через некоторое время пламя факела стало слабеть, освещая всё меньшую площадь. Мы ускорили шаг, почти побежали. Бежав, я начал беспокоиться: со скалы сверху это место казалось не больше двухсот метров, и даже с самой медленной скоростью мы должны были бы добраться за пять минут. Но мы уже бежали почти четверть часа, а ямы всё не было видно. Неужели в этой кромешной тьме мы свернули не туда?

Мы пробежали ещё немного, но всё оставалось по-прежнему: впереди и сзади — только гробы, а вдали — непроглядная тьма. Я внутренне ругнулся: ошибся в расчётах. Не думал, что внизу видимость так ограничена, и теперь мы не знаем, в какой угол себя загнали.

Тут Лян шие не выдержал, резко схватил меня за руку и, тяжело дыша, сказал:

— Брат У, не… беги… бесполезно… Нас, кажется, обманули.