Так что, когда Шэ Лян вернулся в Храм Тысячи Фонарей и, как обычно, пошел проверять, как Хуа Чэньг практиковался в каллиграфии, он увидел его с легким румянцем на лице и очень обеспокоился.
После того как он прижал Хуа Чэньга к алтарю — да, они часто катались по этому просторному алтарю, ведь там не было статуй богов — Шэ Лян протянул руку и потрогал его щеки и лоб, еще больше обеспокоившись: «Ты такой горячий.»
Редактируется Читателями!
Хуа Чэньг улыбнулся: «Когда я вижу старшего брата, я всегда горю. Если старший брат продолжит трогать меня, я стану еще горячее.»
Шэ Лян сначала опешил, затем быстро попытался скрыть свое смущение, притворившись, что его лицо покраснело от гнева: «Ты болен, а твой язык все еще такой дерзкий.»
Хуа Чэньг невинно ответил: «Что я такого сказал? Я очень честен. Старший брат, не волнуйся, это пустяк, все будет хорошо.»
Но Шэ Лян заметил, что его голос был ниже и хриплее обычного, а между бровями проступила усталость. «Тебе нужно хорошо отдохнуть,» — сказал он. «Я буду здесь с тобой, пока ты не поправишься.»
С этими словами он перенес письменные принадлежности на край алтаря. Хуа Чэньг похлопал по месту рядом с собой и сказал: «Старший брат не хочет присоединиться ко мне на алтаре?»
Шэ Лян знал, что если он поднимется на алтарь, то уже не сможет сойти, и несколько дней не сможет отдохнуть. Он мягко ответил: «Нет, я боюсь утомить Сан Ланя.»
Хуа Чэньг улыбнулся: «Как же, если это старший брат, Сан Лань не боится усталости.»
Шэ Лян не стал спорить и сосредоточился на написании каллиграфии. Хуа Чэньг перевернулся на бок, подперев голову рукой, и уставился на лицо Шэ Ляна.
Каждый раз, когда Шэ Лян чувствовал на себе этот взгляд, его лицо краснело, и он неловко говорил: «…Сан Лань, смотри на каллиграфию, а не на меня.»
Хуа Чэньг вздохнул: «Старший брат, честно говоря, когда я вижу это, у меня болит голова. Но поскольку это написано старшим братом, я не могу не смотреть. Может быть, моя болезнь вызвана тем, что я слишком много смотрел на каллиграфию.»
Шэ Лян ответил: «Такой болезни не бывает.»
Хуа Чэньг улыбнулся: «Может быть, лучше смотреть на старшего брата. Старший брат гораздо красивее каллиграфии. Может быть, если я посмотрю на тебя пару раз, я поправлюсь.»
Шэ Лян, смеясь и качая головой, отложил кисть и сказал: «Ты становишься все более несерьезным… Твой язык не знает удержу. Хорошо, я понял, не будем смотреть на каллиграфию. Что же нам тогда делать?»
Хуа Чэньг ответил: «На самом деле, нам ничего не нужно делать. Если ты будешь со мной, я скоро поправлюсь.»
Шэ Лян снова потрогал его лоб. Хотя перед ним был красивый мужчина, его поведение напоминало ребенка, который в холодную зиму прячется под теплым одеялом, выглядывая из-под него румяным личиком. Шэ Лян почувствовал нежность и сказал: «Кстати, сегодня я получил одну вещь.»
Он порылся в рукаве и достал предмет, сказав: «Это старая книга, которую я сегодня нашел. Я собирался ее почитать. Давай я прочитаю тебе историю.»
В его руках была старая книжка, потрепанная и пожелтевшая, с запахом старой бумаги и чернил, которую, должно быть, перелистывали бесчисленное количество раз.
Хуа Чэньг, однако, сказал: «Не хочу слушать.»
Шэ Лян удивился: «Почему?»
Хуа Чэньг лениво ответил: «Все равно это будут истории о других богах, их старые дела мне хорошо известны. Зачем старшему брату утруждаться и читать мне это?»
Действительно, ведь Хуа Чэньг знал множество тайн о великих существах трех миров. Хуа Чэньг сказал: «Если старший брат действительно хочет читать, пусть лучше расскажет свою историю.»
Шэ Лян улыбнулся: «Разве есть кто-то, кто знает обо мне больше, чем ты, и видел больше, чем ты?»
Хуа Чэньг ответил: «Расскажи мне больше. Я хочу слушать. Сколько бы я ни слушал, мне всегда будет мало.»
Шэ Лян знал, что он говорит серьезно, и нежно пригладил его волосы. Неожиданно он заметил что-то и удивленно сказал: «Сан Лань, кажется, здесь действительно написано о нас.»
«Правда?»
Шэ Лян перелистал книгу и сказал: «Да, правда. Здесь много историй о Красном Призраке и Разбитом Боге. Это же мы с тобой, верно?»
Хуа Чэньг тоже заинтересовался: «О, и что там написано?»
Шэ Лян тоже был любопытен, как народные сказители опишут их с Хуа Чэньгом, и открыл книгу, чтобы прочитать ему: «Давным-давно…»
